К мужчинам Лиза подходила с суровой требовательностью. Одни внешние достоинства ее не удовлетворяли. Ей было непонятно, почему, например, вешают на стенке портрет Льва Толстого, когда у него такая длинная борода, которая может присниться ночью. Или еще: приходит к маме такой летчик дядя Костя. Говорит, что он придумал какую-то машину и, наверное, очень смешную, потому что она, оказывается, легче воздуха, а кому такую машину нужно, раз ее можно сдунуть? И еще он даже где-то летал, и ему один раз и другой раз дали по ордену. Но больше он ничего не умел. Как неспособный. На пианино играл одним пальцем; когда рассказывал о львах, то они у него только рычали, а не ели людей, а на гребенке играл хуже домработницы Маруси, хотя она женщина и боится мышей. Со знакомыми дядя Костя поступал необдуманно и почти оскорбительно. Брал двумя пальцами за тугую косицу, подтягивал к себе и целовал в нос.
С мамой, конечно, он так не посмел бы проделать, потому что мама взрослая и стриженая, но с Лизой поступал так неоднократно. Шестилетние девушки редко прощают такие выпады.
Поэтому, когда мама осторожно спросила Лизу, как она относится к тому, что дядя Костя может оказаться ее новым папой, Лиза ответила уклончиво:
— В папы он годится, но в гости его с собой не бери. Он неинтересный. — И, чтобы было понятнее, добавила: — Как мужчина.
Мама незаметно улыбнулась, необоснованно поцеловала Лизино ухо и снова спросила:
— А ты интересных мужчин видела?
— Видела, — сухо ответила Лиза, — хромой из четвертого номера интересный. Он все умеет. Про зайцев рассказывает. Как зайцы в озере-океане плавали. Лаять умеет, как собачки ночью. Дядя Вася, который тебе незнакомый, интересный. У него карта в руке прячется. А во дворе портной живет — у него уши шевелятся.
Мама была молодая, розовая и так приятно пахла духами, но оказалась старой сплетницей. Она все выболтала дяде Косте, а он почему-то сделался грустным и стал курить папироску за папироской.
— Трудная девушка, — шепотом сказал он маме, — не знаю, как подойти к ней. Не умею я с ихним братом разговаривать.
— А вы ее уже любите, Костя? — тревожно спросила мама.
— Да уж ладно, — буркнул дядя Костя, — вчера увидел на бульваре такую вот, с косицей, думал, что Лиза, как идиот за ней подрал, сердце екнуло…
И мама посмотрела на него такими же нежными глазами, какими смотрела на Лизу, когда укладывала ее спать.
Через несколько дней мама пришла откуда-то вместе с дядей Костей, оба веселые, с цветами, покупками, и сказала:
— Ну, Лизавета, вот твой новый папа! Поздоровайся.
— Здравствуйте, дядя папа Костя, — вежливо прошептала Лиза и неожиданно для себя заплакала. Ей вдруг показалось, что этот высокий, плотный человек отнял у нее маму и она лишняя в этой комнате.
— А я тебе какие предметы зацепил! — робко начал дядя Костя, заметив ее длинную слезу, выкатившуюся из глаза, и начал развертывать покупки. — Вот это, брат, тебе кукла. Видишь, глаза закатывает? А нажмешь — пищит. Здорово пищит?
— Здорово, — вежливо и тихо подтвердила Лиза. — Ее в пуп надо давить.
— А вот лошадь. Вот тут хвост. Большой?
— Хвост, — кивнула Лиза. — Большой.
И Лиза потащила куклу в угол.
Дядя Костя безнадежно вздохнул и посмотрел на маму.
— Не умею я, Вера. Не выходит это у меня. — И шепотом добавил: — Не любит меня. Не нравлюсь. С тобой и то легче было.
— Привыкнет, — успокоила мама.
В этот вечер много раз звонили по телефону. Говорили о каком-то проекте, поздравляли дядю Костю, мама ходила очень радостная и все время напевала, а дядя Костя сидел мрачный и искоса поглядывал на Лизу. Ночью он о чем-то очень долго шептался с мамой и не гасил света.
Утром за дядей Костей заехал автомобиль, — оказывается, его ждали в каком-то учреждении. Он наскоро допивал кофе и смотрел, как Лиза макает в блюдечко тянучку.
— Знал я одного зайца, — неожиданно сказал он, уже не глядя на Лизу, — здоровый был заяц. Прямо, можно сказать, страшный. Лис бил.
— А как бил? — подняла на него Лиза синие глаза.
— А так, — обрадованно отозвался дядя Костя, — как увидит лису, как даст ей по животу — и все.
— А как даст?
— Лапой. Один раз лисе хвост даже выгрыз. Его все в лесу боялись.
— А он что?
— А он не боялся. Волк идет, а он сидит под кустом и смеется. Честное слово,
— Тебе пора, Костя, — ласково сказала мама, — там уже шофер второй раз гудит…
— Сейчас, сейчас… А то-то вот еще идет этот самый заяц, а старый барсук сидит у огорода. Ну, что он там опять гудит!
— Барсук гудит?
— Нет, Лиза, шофер. Ну вот сидит этот самый барсук и трясется… А наш заяц схватил палку да как бросится…
— Костя, — снова вступилась мама, — неудобно. Поезжай.
— Сейчас, сейчас… Как схватил палку да как бросится… Я тебе, Лиза, как вернусь, все доскажу.
— А доскажешь?
— Честное слово. Что я — жулик какой, разве обману?
До его приезда Лиза спокойно играла, но почему-то прислушивалась ко всем звонкам в коридоре. Дядя Костя приехал скоро, опять с покупками, и, раздеваясь, спросил у мамы:
— Ну как?
— Ждала, — улыбнулась мама, — все в коридор выбегала.
Дядя Костя неожиданно повеселел и небрежно начал:
— Так на чем мы остановились? Ах да, насчет барсука. Ну, вот, как это даст ему заяц палкой — а тот в лес.
— Убежал?
— Убежал. А в лесу медведь жил. Грязный такой, старый и курил сигары. И звали этого медведя Егором. Вот прибегает к нему барсук и говорит…
— Пусти-ка, — деловито сказала Лиза, — я к тебе на коленки сяду. Только не урони. Ты еще не умеешь на коленках держать.
Мама ушла в магазин и вернулась не скоро.
— Заждались меня? — спросила она, снимая шляпу.
— А разве ты долго была? — удивился дядя Костя. — А у нас как-то незаметно время прошло. Интересная тема попалась.
Потом он сел писать речь. Дядя Костя не умел говорить. А завтра его должны были чествовать, и он должен был отвечать.
— Я говорить затрудняюсь, — со вздохом сказал он маме.
— Лисы тоже говорить затрудняются, — поддержала его Лиза.
— И барсуки, — подтвердил дядя Костя.
— Не мешай папе писать, — строго сказала мама.
— Я не мешаю. Мне бы только хотелось знать.
— Что тебе хотелось бы знать?
— Насчет волков. У волков болят зубы?
— Болят, — сказал дядя Костя, откладывая бумагу. — Здорово болят. Им старые волчихи выдергивают. Сучьями. Интересно?
— Очень. Пусти-ка меня опять на колени. Мне отсюда неудобно слушать.
— У папы работа, Лиза, — покачала головой мама.
— Успею, — остановил ее дядя Костя. — А хочешь, я тебе расскажу, как белка купила курицу?
К одиннадцати часам Лиза уснула на коленях у дяди Кости. Он сам ее отнес на кроватку и сам неумелыми пальцами осторожно подтыкал розовое одеяло.
Утром дядя Костя уехал на какой-то прием. Мама радостно волновалась и совала ему носовые платки в карманы.
А Лиза сказала вскользь:
— Ты мне подарков не покупай, не задерживайся в магазинах, а приезжай скорее. Есть о чем поговорить.
Дяди Кости не было целый день. Мама все время подходила к телефону, опять благодарила за какие-то поздравления и рано уложила Лизу спать.
Дядя Костя приехал очень поздно. Он вошел в комнату на цыпочках.
— Ну, рассказывай, рассказывай, что было, — встретила его мама.
— Уже спит? — разочарованно спросил он, кивнув на ширму, за которой лежала Лиза.
— Спит. Ну, рассказывай…
— Сейчас. А она давно уснула?
— Давно, давно. Хочешь чаю?
И вдруг из-за ширмы раздался толстый сонный голос.
— Папа! А папа…
Дядя Костя от неожиданности уронил папироску.
— Мне кажется, — тихо и сконфуженно сказал он, — она меня назвала папой…
— Тебя, тебя. Иди уж, поцелуй ее, если не терпится…
Мама долго сидела за столом и читала вечернюю газету. На первой странице был портрет дяди Кости, большой, плохо отпечатанный и такой волнующий.
А из-за ширмы до нее доносился громкий восторженный шепот:
— Ну, а медведь что?
— А медведь ничего — схватил его за хвост и в берлогу.
— А заяц что сказал?
— Засмеялся.
— Как?
— Мелким смехом. Как все зайцы смеются.
Чай остыл. На часах стрелка перешагнула за двенадцать. Мама осторожно подошла к ширме, постучала пальцем и строго сказала:
— Спи, Лиза.
В эту ночь Лиза видела во сне, как к ней пришел волк, очень нестрашный, и попросил ватрушку. А неподалеку от нее спал высокий, плотный человек крепким радостным сном. Завтра о нем снова будет говорить вся страна. И, кроме того, у него нашлось еще то — о чем он так бережно и затаенно мечтал. У него есть дочь.
Дочь. Аркадий Бухов
К мужчинам Лиза подходила с суровой требовательностью. Одни внешние достоинства ее не удовлетворяли. Ей было непонятно, почему, например, вешают на стенке портрет Льва Толстого, когда у него такая длинная борода, которая может присниться ночью. Или еще: приходит к маме такой летчик дядя Костя. Говорит, что он придумал какую-то машину и, наверное, очень смешную, потому что она, оказывается, легче воздуха, а кому такую машину нужно, раз ее можно сдунуть? И еще он даже где-то летал, и ему один раз и другой раз дали по ордену. Но больше он ничего не умел. Как неспособный. На пианино играл одним пальцем; когда рассказывал о львах, то они у него только рычали, а не ели людей, а на гребенке играл хуже домработницы Маруси, хотя она женщина и боится мышей. Со знакомыми дядя Костя поступал необдуманно и почти оскорбительно. Брал двумя пальцами за тугую косицу, подтягивал к себе и целовал в нос.
С мамой, конечно, он так не посмел бы проделать, потому что мама взрослая и стриженая, но с Лизой поступал так неоднократно. Шестилетние девушки редко прощают такие выпады.
Поэтому, когда мама осторожно спросила Лизу, как она относится к тому, что дядя Костя может оказаться ее новым папой, Лиза ответила уклончиво:
— В папы он годится, но в гости его с собой не бери. Он неинтересный. — И, чтобы было понятнее, добавила: — Как мужчина.
Мама незаметно улыбнулась, необоснованно поцеловала Лизино ухо и снова спросила:
— А ты интересных мужчин видела?
— Видела, — сухо ответила Лиза, — хромой из четвертого номера интересный. Он все умеет. Про зайцев рассказывает. Как зайцы в озере-океане плавали. Лаять умеет, как собачки ночью. Дядя Вася, который тебе незнакомый, интересный. У него карта в руке прячется. А во дворе портной живет — у него уши шевелятся.
Мама была молодая, розовая и так приятно пахла духами, но оказалась старой сплетницей. Она все выболтала дяде Косте, а он почему-то сделался грустным и стал курить папироску за папироской.
— Трудная девушка, — шепотом сказал он маме, — не знаю, как подойти к ней. Не умею я с ихним братом разговаривать.
— А вы ее уже любите, Костя? — тревожно спросила мама.
— Да уж ладно, — буркнул дядя Костя, — вчера увидел на бульваре такую вот, с косицей, думал, что Лиза, как идиот за ней подрал, сердце екнуло…
И мама посмотрела на него такими же нежными глазами, какими смотрела на Лизу, когда укладывала ее спать.
Через несколько дней мама пришла откуда-то вместе с дядей Костей, оба веселые, с цветами, покупками, и сказала:
— Ну, Лизавета, вот твой новый папа! Поздоровайся.
— Здравствуйте, дядя папа Костя, — вежливо прошептала Лиза и неожиданно для себя заплакала. Ей вдруг показалось, что этот высокий, плотный человек отнял у нее маму и она лишняя в этой комнате.
— А я тебе какие предметы зацепил! — робко начал дядя Костя, заметив ее длинную слезу, выкатившуюся из глаза, и начал развертывать покупки. — Вот это, брат, тебе кукла. Видишь, глаза закатывает? А нажмешь — пищит. Здорово пищит?
— Здорово, — вежливо и тихо подтвердила Лиза. — Ее в пуп надо давить.
— А вот лошадь. Вот тут хвост. Большой?
— Хвост, — кивнула Лиза. — Большой.
И Лиза потащила куклу в угол.
Дядя Костя безнадежно вздохнул и посмотрел на маму.
— Не умею я, Вера. Не выходит это у меня. — И шепотом добавил: — Не любит меня. Не нравлюсь. С тобой и то легче было.
— Привыкнет, — успокоила мама.
В этот вечер много раз звонили по телефону. Говорили о каком-то проекте, поздравляли дядю Костю, мама ходила очень радостная и все время напевала, а дядя Костя сидел мрачный и искоса поглядывал на Лизу. Ночью он о чем-то очень долго шептался с мамой и не гасил света.
Утром за дядей Костей заехал автомобиль, — оказывается, его ждали в каком-то учреждении. Он наскоро допивал кофе и смотрел, как Лиза макает в блюдечко тянучку.
— Знал я одного зайца, — неожиданно сказал он, уже не глядя на Лизу, — здоровый был заяц. Прямо, можно сказать, страшный. Лис бил.
— А как бил? — подняла на него Лиза синие глаза.
— А так, — обрадованно отозвался дядя Костя, — как увидит лису, как даст ей по животу — и все.
— А как даст?
— Лапой. Один раз лисе хвост даже выгрыз. Его все в лесу боялись.
— А он что?
— А он не боялся. Волк идет, а он сидит под кустом и смеется. Честное слово,
— Тебе пора, Костя, — ласково сказала мама, — там уже шофер второй раз гудит…
— Сейчас, сейчас… А то-то вот еще идет этот самый заяц, а старый барсук сидит у огорода. Ну, что он там опять гудит!
— Барсук гудит?
— Нет, Лиза, шофер. Ну вот сидит этот самый барсук и трясется… А наш заяц схватил палку да как бросится…
— Костя, — снова вступилась мама, — неудобно. Поезжай.
— Сейчас, сейчас… Как схватил палку да как бросится… Я тебе, Лиза, как вернусь, все доскажу.
— А доскажешь?
— Честное слово. Что я — жулик какой, разве обману?
До его приезда Лиза спокойно играла, но почему-то прислушивалась ко всем звонкам в коридоре. Дядя Костя приехал скоро, опять с покупками, и, раздеваясь, спросил у мамы:
— Ну как?
— Ждала, — улыбнулась мама, — все в коридор выбегала.
Дядя Костя неожиданно повеселел и небрежно начал:
— Так на чем мы остановились? Ах да, насчет барсука. Ну, вот, как это даст ему заяц палкой — а тот в лес.
— Убежал?
— Убежал. А в лесу медведь жил. Грязный такой, старый и курил сигары. И звали этого медведя Егором. Вот прибегает к нему барсук и говорит…
— Пусти-ка, — деловито сказала Лиза, — я к тебе на коленки сяду. Только не урони. Ты еще не умеешь на коленках держать.
Мама ушла в магазин и вернулась не скоро.
— Заждались меня? — спросила она, снимая шляпу.
— А разве ты долго была? — удивился дядя Костя. — А у нас как-то незаметно время прошло. Интересная тема попалась.
Потом он сел писать речь. Дядя Костя не умел говорить. А завтра его должны были чествовать, и он должен был отвечать.
— Я говорить затрудняюсь, — со вздохом сказал он маме.
— Лисы тоже говорить затрудняются, — поддержала его Лиза.
— И барсуки, — подтвердил дядя Костя.
— Не мешай папе писать, — строго сказала мама.
— Я не мешаю. Мне бы только хотелось знать.
— Что тебе хотелось бы знать?
— Насчет волков. У волков болят зубы?
— Болят, — сказал дядя Костя, откладывая бумагу. — Здорово болят. Им старые волчихи выдергивают. Сучьями. Интересно?
— Очень. Пусти-ка меня опять на колени. Мне отсюда неудобно слушать.
— У папы работа, Лиза, — покачала головой мама.
— Успею, — остановил ее дядя Костя. — А хочешь, я тебе расскажу, как белка купила курицу?
К одиннадцати часам Лиза уснула на коленях у дяди Кости. Он сам ее отнес на кроватку и сам неумелыми пальцами осторожно подтыкал розовое одеяло.
Утром дядя Костя уехал на какой-то прием. Мама радостно волновалась и совала ему носовые платки в карманы.
А Лиза сказала вскользь:
— Ты мне подарков не покупай, не задерживайся в магазинах, а приезжай скорее. Есть о чем поговорить.
Дяди Кости не было целый день. Мама все время подходила к телефону, опять благодарила за какие-то поздравления и рано уложила Лизу спать.
Дядя Костя приехал очень поздно. Он вошел в комнату на цыпочках.
— Ну, рассказывай, рассказывай, что было, — встретила его мама.
— Уже спит? — разочарованно спросил он, кивнув на ширму, за которой лежала Лиза.
— Спит. Ну, рассказывай…
— Сейчас. А она давно уснула?
— Давно, давно. Хочешь чаю?
И вдруг из-за ширмы раздался толстый сонный голос.
— Папа! А папа…
Дядя Костя от неожиданности уронил папироску.
— Мне кажется, — тихо и сконфуженно сказал он, — она меня назвала папой…
— Тебя, тебя. Иди уж, поцелуй ее, если не терпится…
Мама долго сидела за столом и читала вечернюю газету. На первой странице был портрет дяди Кости, большой, плохо отпечатанный и такой волнующий.
А из-за ширмы до нее доносился громкий восторженный шепот:
— Ну, а медведь что?
— А медведь ничего — схватил его за хвост и в берлогу.
— А заяц что сказал?
— Засмеялся.
— Как?
— Мелким смехом. Как все зайцы смеются.
Чай остыл. На часах стрелка перешагнула за двенадцать. Мама осторожно подошла к ширме, постучала пальцем и строго сказала:
— Спи, Лиза.
В эту ночь Лиза видела во сне, как к ней пришел волк, очень нестрашный, и попросил ватрушку. А неподалеку от нее спал высокий, плотный человек крепким радостным сном. Завтра о нем снова будет говорить вся страна. И, кроме того, у него нашлось еще то — о чем он так бережно и затаенно мечтал. У него есть дочь.