Студент Го жил у восточных гор в нашем уезде. Он смолоду отличался любовью к ученью, но в глухой горной деревушке некому было его поправлять, и вот ему уже было за двадцать лет, а писал он с большими ошибками.
Давно уже в его доме терпели от лисьего наваждения. И платье и посуда часто куда-то пропадали, так что все были в постоянной тревоге и сильно горевали.
Однажды ночью студент сидел и занимался, положив книгу на стол. Лиса вдруг все измарала — черным-черно, так что в тех местах, где она особенно старалась, нельзя было разобрать ни строк, ни букв. Пришлось отобрать листы, оставшиеся еще сравнительно чистыми, сложить их и читать. Оказалось, из всей книги уцелело всего-навсего шестьдесят или семьдесят отрывков. Брала досада и злость до глубины души, но делать было нечего.
Студент написал приблизительно двадцать сочинений на разные темы, нужные для экзамена, и готовился дать их на просмотр одному известному лицу. Утром он встает, смотрит, а его сочинения валяются по столу, словно на развале, перевернутые как попало и так густо измазанные тушью, что от написанного не осталось живого места. Досада Го была неописуема.
Как-то раз пришел по делам к ним в горы студент Ван. Он был в дружбе с Го и зашел его навестить. Увидел измаранные тетради, стал расспрашивать, и Го рассказал ему о всех своих мучениях, причем показал то, что еще осталось неизмаранным. Ван стал внимательно просматривать, и то, что осталось от вымарывания, повидимому, содержало в себе все лучшее, как бы сказать, знаменитую Летопись Конфуция… А затем он стал пересматривать измазанные тетради — там, повидимому, было лишнее, сборное, вообще все, что можно бы выбросить.
— Знаешь что, — сказал он приятелю с изумлением, — в этой лисе есть смысл! Не только тебе нечего горевать, но именно ее-то и надо тебе сделать своим учителем!
Через несколько месяцев Го просмотрел свои старые сочинения и вдруг понял, что все измазанное было вымарано правильно. Теперь он написал еще на две темы, уже по-иному, и положил на стол, чтобы посмотреть, какое с ними будет чудо. Наутро написанное опять оказалось измазанным. Прошел, однако, еще год — и тетради более не марались, только жирною тушью там и сям делались огромные круги, которыми пестрела вся страница.
Го страшно удивился, взял с собой тетради и пошел показать их Вану. Тот, просмотрев их, сказал:
— Лисица, брат, твой настоящий учитель! Эти прекрасные сочинения прямо-таки продавать можно!
Действительно, Го в этот самый год выдержал экзамены в уездном городе, и это привело его в умиление перед лисой, которой он теперь стал ставить курицу и кашу, предлагая ей вволю есть и пить. Каждый раз, как он покупал в лавке сочинения известных авторов то выбирал их не сам, а ждал окончательного решения лисы.
После этого он на двух экзаменах подряд оказался в первых именах по списку, а затем и на крупном экзамене прошел во вторые кандидаты.
В это время сочинения господ Е и Му считались особенно тонкими и изящными по стилю. Их передавали из семьи в семью, и каждый их штудировал. У Го была рукописная копия этих сочинений, которой он страшно дорожил, как любимою вещью, и вдруг на нее вылилась чуть не целая чашка жирной туши, и все было так измазано, что не осталось ни буквы. Кроме того, он, подражая этим мастерам слова, сам написал кое-что, чем был приятно удовлетворен, — и все это было также измазано волнами туши. С этих пор он уже мало-помалу перестал доверять лисе.
Через некоторое время сочинения Е в своей основной части были закончены и убраны, и Го начал понемногу уважать те, что видел раньше; однако всякий раз, как он заканчивал какое-либо сочинение, то как бы ни трудился, ни старался в горьком и благородно-простом усилии, — его писания оказывались всегда зачеркнутыми. Сам он, ввиду того, что неоднократно вырывал, так сказать, знамена из рук передовых бойцов, имел дух весьма гордый. И от всего этого он еще более стал разочаровываться в лисе, считая ее взбалмошной.
Желая испытать лису, он переписал то, что раньше было испещрено кругами жирной туши. Лиса все это измазала.
— Ну, ты и впрямь с ума сошла! Почему в самом деле, — вчера это хорошо, сегодня плохо?
Вслед за этим перестал ставить перед ней обед, взял учебные тетради и запер на замок в сундук. Наутро он заметил, что сундук закрыт и запечатан весьма основательно, но когда открыл, то увидел, что на обложке тетрадей намазано четыре черты, толщиной больше пальца. В первом сочинении проведено пять таких черт, во втором — тоже пять, а на остальных ничего. С этой поры лиса окончательно замерла.
Го на одном экзамене прошел четвертым, на двух других — пятым и понял, что эти черты были знамением ему, ибо в чертах был смысл.
Студент Го и его учитель. Пу Сунлин
Студент Го жил у восточных гор в нашем уезде. Он смолоду отличался любовью к ученью, но в глухой горной деревушке некому было его поправлять, и вот ему уже было за двадцать лет, а писал он с большими ошибками.
Давно уже в его доме терпели от лисьего наваждения. И платье и посуда часто куда-то пропадали, так что все были в постоянной тревоге и сильно горевали.
Однажды ночью студент сидел и занимался, положив книгу на стол. Лиса вдруг все измарала — черным-черно, так что в тех местах, где она особенно старалась, нельзя было разобрать ни строк, ни букв. Пришлось отобрать листы, оставшиеся еще сравнительно чистыми, сложить их и читать. Оказалось, из всей книги уцелело всего-навсего шестьдесят или семьдесят отрывков. Брала досада и злость до глубины души, но делать было нечего.
Студент написал приблизительно двадцать сочинений на разные темы, нужные для экзамена, и готовился дать их на просмотр одному известному лицу. Утром он встает, смотрит, а его сочинения валяются по столу, словно на развале, перевернутые как попало и так густо измазанные тушью, что от написанного не осталось живого места. Досада Го была неописуема.
Как-то раз пришел по делам к ним в горы студент Ван. Он был в дружбе с Го и зашел его навестить. Увидел измаранные тетради, стал расспрашивать, и Го рассказал ему о всех своих мучениях, причем показал то, что еще осталось неизмаранным. Ван стал внимательно просматривать, и то, что осталось от вымарывания, повидимому, содержало в себе все лучшее, как бы сказать, знаменитую Летопись Конфуция… А затем он стал пересматривать измазанные тетради — там, повидимому, было лишнее, сборное, вообще все, что можно бы выбросить.
— Знаешь что, — сказал он приятелю с изумлением, — в этой лисе есть смысл! Не только тебе нечего горевать, но именно ее-то и надо тебе сделать своим учителем!
Через несколько месяцев Го просмотрел свои старые сочинения и вдруг понял, что все измазанное было вымарано правильно. Теперь он написал еще на две темы, уже по-иному, и положил на стол, чтобы посмотреть, какое с ними будет чудо. Наутро написанное опять оказалось измазанным. Прошел, однако, еще год — и тетради более не марались, только жирною тушью там и сям делались огромные круги, которыми пестрела вся страница.
Го страшно удивился, взял с собой тетради и пошел показать их Вану. Тот, просмотрев их, сказал:
— Лисица, брат, твой настоящий учитель! Эти прекрасные сочинения прямо-таки продавать можно!
Действительно, Го в этот самый год выдержал экзамены в уездном городе, и это привело его в умиление перед лисой, которой он теперь стал ставить курицу и кашу, предлагая ей вволю есть и пить. Каждый раз, как он покупал в лавке сочинения известных авторов то выбирал их не сам, а ждал окончательного решения лисы.
После этого он на двух экзаменах подряд оказался в первых именах по списку, а затем и на крупном экзамене прошел во вторые кандидаты.
В это время сочинения господ Е и Му считались особенно тонкими и изящными по стилю. Их передавали из семьи в семью, и каждый их штудировал. У Го была рукописная копия этих сочинений, которой он страшно дорожил, как любимою вещью, и вдруг на нее вылилась чуть не целая чашка жирной туши, и все было так измазано, что не осталось ни буквы. Кроме того, он, подражая этим мастерам слова, сам написал кое-что, чем был приятно удовлетворен, — и все это было также измазано волнами туши. С этих пор он уже мало-помалу перестал доверять лисе.
Через некоторое время сочинения Е в своей основной части были закончены и убраны, и Го начал понемногу уважать те, что видел раньше; однако всякий раз, как он заканчивал какое-либо сочинение, то как бы ни трудился, ни старался в горьком и благородно-простом усилии, — его писания оказывались всегда зачеркнутыми. Сам он, ввиду того, что неоднократно вырывал, так сказать, знамена из рук передовых бойцов, имел дух весьма гордый. И от всего этого он еще более стал разочаровываться в лисе, считая ее взбалмошной.
Желая испытать лису, он переписал то, что раньше было испещрено кругами жирной туши. Лиса все это измазала.
— Ну, ты и впрямь с ума сошла! Почему в самом деле, — вчера это хорошо, сегодня плохо?
Вслед за этим перестал ставить перед ней обед, взял учебные тетради и запер на замок в сундук. Наутро он заметил, что сундук закрыт и запечатан весьма основательно, но когда открыл, то увидел, что на обложке тетрадей намазано четыре черты, толщиной больше пальца. В первом сочинении проведено пять таких черт, во втором — тоже пять, а на остальных ничего. С этой поры лиса окончательно замерла.
Го на одном экзамене прошел четвертым, на двух других — пятым и понял, что эти черты были знамением ему, ибо в чертах был смысл.