Как обычно в восемь утра, когда муж и сын ушли из дома, Акико Камеи осталась одна в квартире. Убрав со стола, она открыла шифоньер, где висели ее платья.
— Что же мне надеть? — подумала она. Как всегда, она не увидела ничего подходящего. В прошлом году она купила костюм от Ива Сен-Лорана, который стоил дороже, чем она могла себе позволить. Но она надевала его уже несколько раз, поэтому все обязательно подумают: — Опять они в этом! Она проклинала низкую зарплату мужа и высокую плату за обучение сына. Она проклинала инфляцию, особенно, недавний резкий рост стоимости продуктов и хорошей одежды, и завидовала женам торговцев, которые не имели приличного образования, но жили припеваючи и не нуждались в деньгах.
Надев скромный костюмчик, купленный на распродаже три месяца тому назад, Акико вышла из дома и пошла к вокзалу, который находился в тридцати пяти минутах от ее дома. Когда она вошла в привокзальное кафе, она увидела, что три дамы уже сидели в угловом кабинете и болтали. Все они были женами низкооплачиваемых «белых воротничков», которые все жили в одном доме с Акико. Самой молодой была двадцативосьмилетняя госпожа Катаока, самой старой — госпоже Исе — было тридцать пять. Они все, в той или иной степени, были разочарованы в жизни и находились в том возрасте, когда это чувствуется больше всего. Все они были очаровательными. Их манера разговаривать и умение вести себя были довольно элегантными. Одежда, хотя и недорогая, говорила о хорошем вкусе. В общем, они выглядели, как обеспеченные замужние женщины. Госпожа Саруга говорила:
— Это несправедливо. Наши дети — дети людей с высшим образованием — не могут поступить в университеты и медицинские институты из-за высокой платы. Но дети простых лавочников — которые, вероятно, даже не окончили средней школы — поступают в лучшие колледжи, потому что их родители являются спонсорами.
— Согласна, — сказала госпожа Исе. — От этого можно сойти с ума. Говорят, что в медицинские институты могут поступить только дети врачей. Как бы хорошо ни учился ребенок, если его родители не купаются в роскоши, дорога туда ему закрыта.
Госпожа Катаока добавила:
— Ну, во всяком случае, если врач хоть что- то знает, он уже богач. К примеру, наша семья может жить неделю на те деньги, которые доктор берет за простой осмотр. Боишься до смерти, что можешь заболеть. Мы просто не можем позволить себе сходить к врачу.
В это время подошли госпожа Саката и госпожа Ватанабе. Госпожа Саката взволновано сказала:
— Мой муж может потерять работу. Компания собирается сокращать персонал.
Акико удивилась:
— Но ведь ваш муж окончил Токийский университет.
— Да, но он говорит, что, может быть, это из-за того, что он не дает взяток начальнику отдела. Наверное, только богатые останутся в компании. Просто тошнит от подобного!
Госпожа Ватанабе вздохнула:
— Приходится все время волноваться за детей. Надрываешься, чтобы дать им хорошее образование, а потом все может пойти прахом.
Посреди обсуждения этих неразрешимых проблем в кафе вошли две последние дамы их кружка — госпожа Урабе и госпожа Усуи.
Увидев их, Акико встала:
— Ну, дамы, мы все в сборе. Будем отправляться?
Каждая из присутствующих положила на стол сто тридцать иен за кофе. Они не могли позволить себе разбрасываться даже такими скромными суммами денег. Урабе и Усуи, которые не любили кофе и не хотели зря тратиться, взяли за правило приходить на полчаса позднее. Остальные дамы молчаливо согласились с этим.
Выйдя из кафе, они прошли на вокзал и сели в почти пустую электричку — час пик уже миновал. Через несколько минут поезд покинул город-спутник, где они жили, и въехал в зеленый пояс, окружающий пригородный «спальный» район. Дамы смотрели из окна на новенькие, стоящие рядами дома с красными и голубыми крышами со смешанными чувствами, которые отражались на их лицах. Они отлично понимали, что заиметь подобный домик в этом районе было выше их самых заветных мечтаний. На четвертой остановке они вышли из поезда, пошли по главной дороге, на которой было несколько магазинов, пересекли шоссе, идущее параллельно железной дороге, и вышли на тихую улицу, ведущую к району богатых вилл. Роскошные особняки стояли по обе стороны улицы. Минут через десять они остановились перед массивными воротами огромной виллы. На одном из каменных столбов, на которых держались ворота, была прикреплена табличка с фамилией «Тоба».
— Это здесь, дамы, — сказала Акико.
Госпожа Катаока ахнула:
— Боже мой, какой колоссальный дом!
Акико нажала кнопку переговорного устройства и сразу же услышала грубый женский голос:
— Ну, чего надо?
Акико подумала: «Это, должно быть, служанка. Даже служанки становятся заносчивыми в таких домах». Хотя в мозгу у нее и крутилась такая мысль, но вслух она сказала:
— Пожалуйста, милочка, извините меня за это беспокойство. Мы из родительско-учительской Ассоциации начальной школы Кинрио. Если ваша госпожа дома, то нам хотелось бы с ней побеседовать. У нас к ней небольшая просьба. Нас восемь дам из исполнительного комитета РУА. (В начальной школе Кинрио учились дети из этого фешенебельного района, включая детей госпожи Тоба.)
— Понятно. Пожалуйста, подождите минутку. — Услышав изысканную речь Акико, голос в микрофоне изменил свою тональность. Через несколько секунд голос прозвучал опять: — Госпожа Тоба примет вас. Сейчас я открою.
Хозяйка, по-видимому, побоялась отказать им, потому что было бы неудобным отказать восьми исполнительным членам РУА школы, где учились ее дети. Ожидая, когда откроется калитка, дамы с любопытством осматривали соседние особняки, большинство из них были закрыты высокими деревьями, что не давало возможность увидеть, какими они были внутри. Недалеко, на небольшой возвышенности стоял дом с широкими окнами и большой лужайкой перед ним. Но от ворот можно было увидеть только крышу дома Тоба.
Пока дамы стояли у ворот, они не увидели ни души. Действительно, это было очень тихое место. Единственные звуки, которые до них долетали, это были гудки автомобилей с улицы, ведущей на станцию.
Госножа Исе негромко сказала:
— Надеюсь, у них нет собаки. — Она ненавидела собак.
— Нет, нет, — успокоила ее Акико, — не волнуйтесь.
Из калитки вышла молоденькая темноволосая девушка, одетая в шикарное ярко-красное платье, и обратилась к ним:
— Извините, что заставила вас ждать. Пожалуйста, проходите.
Посмотрев на ее платье, Акико подумала, что фасон немного устарел: наверное, это мадам Тоба расщедрилась. Следуя за служанкой, восемь дам вошли в большой сад, густо усаженный китайскими черными соснами и орнаментированный группами камней и искусственными холмиками. Сам особняк был сооружен в европейском стиле с большой верандой. В холле, куда они вошли, был очень высокий потолок, а стена возле лестницы, ведущей наверх, была разрисована отличным художником. В центре потолка висела огромная сверкающая люстра. Их сразу же провели в гостиную, огромную комнату с деревянными панелями и лепным потолком. Пол был покрыт красным персидским ковром. Вдоль стен стояла кожаная мебель и концертный рояль. У одной из стен был большой итальянский бар. Пока дамы рассматривали все это, в комнату вошла хозяйка.
— Доброе утро. Простите, что заставила вас ждать. Прежде всего, я хотела бы поблагодарить вас за то, сколько времени и энергии вы отдаете работе в Ассоциации.
Она села в кресло перед мраморным камином. Это была красивая, бледнокожая, интеллигентная женщина, манеры которой говорить и двигаться выдавали принадлежность к высшим слоям общества. На одном из пальцев сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Некоторое время дамы хранили молчание. Затем госпожа Тоба спросила:
— Так по какому вопросу вы хотели видеть меня?
Акико, как руководительница группы, ответила за всех:
— Прошу простить нас за ложь. Дело в том, что мы вообще не имеем отношения к школе Кинрио.
Госпожа Тоба удивленно подняла брови:
— Вот как? А почему же вы тогда так сказали?
Опустив голову, Акико объяснила:
— Мы разузнали, что ваши дети ходят в школу Кинрио, и решили, что если мы представимся членами исполнительного комитета РУА, вы не откажетесь принять нас. Мы надеемся, что вы будете настолько добры, что простите нас.
— Ну, должна признаться, что это для меня несколько неожиданно, — сказала госпожа Тоба. Затем, покачав головой и с подозрением глядя на них, спросила:
— А какова все-таки истинная причина вашего прихода? Если вы хотите получить какое-то вспомоществование, я готова выслушать вас и, может быть, даже помочь вам чем-нибудь.
Изысканная речь Акико, простая, но элегантная одежда и культурные манеры дам, не вызывали никакого опасения у госпожи Тоба. Нерешительно Акико сказала:
— Мне трудно об этом говорить, но дело в том, что мы — грабители.
Госпожа Тоба откинулась в кресле:
— Что вы сказали? Что это за шутка?
— Это не шутка. Это — правда.
По сигналу Акико госпожа Саката и госпожа Ватанабе бросились к госпоже Тоба и заломили ей руки за спину, в то время как госпожа Урабе и госпожа Усуи вытащили из своих хозяйственных сумок белые пеньковые веревки. Подойдя к перепуганной хозяйке, госпожа Урабе сказала:
— Пожалуйста, не сердитесь на нас. Мы должны связать вас, чтобы вы не могли двигать руками и ногами. Мы будем очень осторожны, чтобы не причинить вам боли. Простите нас за это.
Все еще неспособная поверить в то, что происходит, госпожа Тоба, задыхаясь, пролепетала:
— Но вы же дамы! Вы — дамы! Вы, конечно, шутите… Конечно… Вы такие очаровательные дамы…
— Поймите, мы это делаем всерьез. Пожалуйста, не обижайтесь, — повторяла госпожа Усуи, связывая ее запястья. — Поверьте, я делаю это без всякого удовольствия, надеюсь, вы понимаете?
Госпожа Урабе связывала ее ноги вместе, а госпожа Саката и госпожа Ватанабе привязывали ее самое — госпожа Тоба была одета в костюм от Жана Пату — к креслу.
— Пожалуйста, дамы, идите сюда. — Оставив госпожу Саката с ее помощницами в гостиной, Акико повела трех дам за собой. Им нужно было связать служанку, которая, несомненно, должна была быть на кухне, приготовляя чай для визитеров. Они прошли на цыпочках по коридору, где с обеих сторон были двери. Справа была библиотека, слева — спальня. Кухня оказалась в дальнем конце коридора. Девушка, приготовлявшая чай, вздрогнула, почувствовав присутствие посторонних на кухне, и резко обернулась.
— Что вам здесь нужно? — спросила она подозрительно.
Акико подумала, что она не только неопытна, но и плохо воспитана. Если она начнет сопротивляться, будет довольно трудно сладить с ней.
Улыбаясь, Акико подошла к ней и сказала:
— Боюсь, что из-за нашего посещения у тебя много хлопот. Извини нас и разреши помочь тебе.
— Спасибо, не надо, я сама управлюсь, — сказала девушка, ставя чайник с кипятком на стол. Воспользовавшись этой возможностью, Акико и две другие дамы схватили ее и усадили на стул, а госпожа Суруга, которая уже держала наготове веревку, связала ей руки.
— Что вы делаете? — закричала девушка и стала изо всех сил брыкаться ногами. — Что за чертовщина? Отпустите меня! Пустите, черт вас забери!
Привязывая девушку к стулу, госпожа Суруга сказала сердито:
— Фу, какой у нее пронзительный голос! Ну-ну, перестань кричать. Замолчи. Тебе это все равно не поможет, а юбка задирается до неприличия.
Не слушая увещеваний, девушка продолжала пинаться и извиваться, пытаясь освободиться:
— Воровки! Развяжите меня… Развяжите…
Акико сказала:
— Пожалуйста, сиди спокойно, как приличная девушка.
Но девушка продолжала кричать во весь голос.
Вздохнув, госпожа Катаока сказала:
— Ты плохо ведешь себя. Поверь мне, тебе же будет лучше, если ты замолчишь.
А госпожа Исе добавила:
— Да, это правда. Но я боюсь, что у нас не остается другого выбора.
Они вместе сделали петлю из куска веревки и набросили ее на шею девушке. Та ахнула и расширившимися глазами стала смотреть по сторонам. Чувствуя приближение чего-то страшного, она пыталась освободиться от пут и умоляла охрипшим голосом:
— Пожалуйста, не надо! Не убивайте меня! Не убивайте!
— Это очень быстро, — сказала госпожа Суруга сочувственным тоном, придерживая ее ноги. — Потерпи немного.
— Я не хочу умирать, — завизжала девушка, широко открыв рот, так что стали видны гнилые зубы. — Я боюсь!
Акико посмотрела на нее и криво ухмыльнулась. Госпожа Катаока, принадлежавшая к крупной буддистской организации, сказала:
— Здесь нет ничего страшного, моя дорогая. Просто ты отправишься к кроткой богине милосердия.
— Но я такая молодая! — продолжала рыдать девушка. Ее заплаканное, искаженное ужасом лицо было таким неприятным, что Акико, которая стала увещевать ее, была вынуждена отвернуться:
— Успокойся, пожалуйста. Сейчас ты умрешь. Почему бы тебе не выказать больше достоинства и женской благопристойности?
— Но я хочу жить!..
— Она все никак не может успокоиться, — сказала Акико, подавая знак госпоже Катаока и госпоже Исе. — Пожалуйста, дамы!
Они потянули за концы веревки изо всех сил. Из-за прилива крови лицо девушки раздулось, как черно-красный шар, глаза вылезли из орбит, а спина выгнулась. Дамы продолжали тянуть. Наконец, голова служанки свалилась набок. Дамы немедленно стали осматривать кухню. Вынув пакет из холодильника, госпожа Катаока воскликнула:
— О, госпожа Камеи, я хотела бы, чтобы вы взглянули на это мясо. Оно просто великолепное. Вырезка высшего сорта.
Все дамы осмотрели говядину.
— Здесь, по крайней мере, килограмм.
— Да, и могу поклясться, что ее цена не меньше двенадцати тысяч.
— Но если мы разделим это на восьмерых, то получится по маленькому кусочку.
— К тому же, оно — замерзшее и его нужно разморозить, прежде чем делить.
— Я вот что скажу: мне мяса не надо, я лучше возьму немного креветок, — сказала госпожа Исе, вытаскивая пакет из морозильного отделения.
— О, какие великолепные толстые креветки.
— Наверное, я тоже возьму себе креветок.
— А я бы с удовольствием взяла себе говядины, — сказала Акико. — Думаю, лучше позвать остальных дам. — Она прошла в гостиную:
— Я побуду здесь одна, а вы идите на кухню — там делят говядину и креветок.
— Вы сказали — говядину?
— Чудесно!
Все четверо заторопились на кухню.
Взглянув серьезно на Акико, госпожа Тоба спросила:
— Почему вы занимаетесь этим? Я никак не могу понять этого.
Акико вздохнула:
— Может быть, это прозвучит грубо, но даже если бы я и объяснила вам все, сомневаюсь, что вы смогли бы понять это. У вас такая обеспеченная жизнь. Я вам искренне завидую.
— А у вас была какая-нибудь особая причина выбрать именно мой дом? — озадаченно спросила госпожа Тоба.
— Нет. Нам просто стало известно, что ваш муж — известный хирург и возглавляет клинику; что ваши дети ходят в школу Кинрио; и что до двух часов дня, кроме вас и служанки, в доме никого нет. Мы обсудили это между собой и решили нанести вам визит — если вы согласитесь впустить нас. У нас не было дурных намерений… Вернее будет сказать, что мы ничего против вас не имеем. — Акико подошла ближе и посмотрела в красивое лицо госпожи Тоба. Она почувствовала запах дорогих французских духов. — Кстати, — сказала она, — нам нужны деньги. Не будете ли вы так любезны сказать, где вы их храните? Нам нужна только наличность.
— Они… они в верхнем ящике туалетного столика в моей спальне. Еще что-то может быть в черной сумочке «Гермес», но…
— Большое спасибо, — поклонилась Акико. — Не сочтите за лесть, но вы очень добрая женщина. Мы ничего не возьмем, только наличные деньги и немного продуктов.
На кухне семь дам были заняты тем, что открывали буфеты и кладовки, доставая оттуда различные консервы и овощи.
— Боже мой, только посмотрите на это богатство!
— Моя дорогая, на вашем месте я не стала бы брать консервированного тунца. Вы же знаете, можно отравиться ртутью.
— Вы правы, я не возьму его. Но тут полно всяких других деликатесов. Вот великолепная ветчина в форме и отличные крабы.
— Я предпочитаю консервированную спаржу. Госпожа Суруга открыла буфет:
— О, какая роскошь! Серебряный сервиз. Из чистого серебра.
— Но мы не должны дотрагиваться до этого, — предупредила госпожа Усуи.
— Конечно, мы ведь договорились не брать ничего, что можно было бы проследить и опознать, — госпожа Суруга закусила губу, — но до смерти хочется иметь такое.
— О, посмотрите на лук!
— Да, моя дорогая. Это особый импортный сорт. Очень вкусный. По тому, как обернута каждая луковица, я могу предположить, что его доставили прямо сюда.
— Нужно не забыть отложить долю госпожи Камеи.
Дамы сгрудились вокруг кухонного стола и, весело болтая, поделили все продукты на восемь равных частей. Ни одна из них даже не взглянула на мертвую девушку.
Госпожа Урабе вошла в гостиную со словами:
— Дорогая госпожа Камеи, мы взяли продукты и поделили на восемь частей. А теперь некоторые дамы мечтают посмотреть мужское и детское белье.
— Простите меня, — обратилась Акико к госпоже Тоба, — а где вы храните белье вашего мужа и детей?
Глаза госпожи Тоба были остекленевшими:
— Чистое белье в корзине в ванной комнате. Если вас интересует мое белье, то оно в комоде в спальне, хотя мне стыдно признаться, что вы там не найдете ничего сверхмодного.
— Вы очень добры. Госпожа Урабе, не будете ли вы так любезны посидеть немного вместо меня?
— Да, конечно, дорогая.
Акико вошла в кухню:
— Дамы, госпожа Тоба разрешает нам взять немного белья. Сюда, пожалуйста.
В ванной комнате дамы окружили большую корзину, в которой лежали стопки чистого белья.
— О, какое теплое, оно вязаное.
— Мой муж грузноват, боюсь, это ему не подойдет.
— Дайте мне взглянуть!.. Ее старший сын в пятом классе, не так ли? Значит, это подойдет моему сыну.
— Невероятно! Мохеровое белье! Ее муж явно боится холода…
— Если оно никому не нужно, я с удовольствием возьму его. Хотя мой муж еще нестарый, он очень чувствителен к непогоде.
— Минутку внимания, — сказала Акико. — Не берите носков с ярким рисунком, а то кто-нибудь натянет их на ноги.
— Правильно, — дружно согласились все дамы.
Когда белье, мыло и туалетная бумага были разделены, дамы прошли в спальню. Огромная комната, выдержанная в зеленых тонах, вызвала завистливые вздохи. Все они жили в маленьких квартирах, где некоторым из них приходилось делить спальню с детьми. Акико выдвинула верхний ящик туалетного столика и обнаружила там сто двадцать тысяч иен:
— Ну-у, я надеялась, что будет больше.
Дамы обменялись взглядами.
— На каждую придется всего по пятнадцать тысяч.
— Минутку, дорогие, — сказала Акико, выходя из комнаты.
Оставшиеся дамы начали открывать ящики комода, чтобы ознакомиться с бельем хозяйки.
— О, какая прелесть!
— Абсолютно все из Парижа.
— Эти трусики стоят двадцать тысяч.
— Ах, посмотрите — эти кружевные и шелковые вещи все из Швейцарии.
— Дамы, как вы думаете, эта комбинация мне подходит?
— О, да. Чудесно!
Открыв шкатулку с драгоценностями, госпожа Исе со слезами в голосе сказала:
— Какая жалость, что мы не можем разрешить ей подарить нам эти вещи!
— Соблазн слишком велик, дорогая. Вы даже не должны смотреть на это.
— Истинная правда. Посмотрите, что в этом шкафу. Ах, лучше бы я никогда не открывала его.
Все дамы бросились к шифоньеру и стали рассматривать висящую там дорогую одежду, вид которой вызвал у них общий вздох зависти.
— Боже мой! Норка.
— А это шуба из леопарда!
В комнату вошла Акико с сумочкой госпожи Тоба в руках:
— Я нашла в ней шестьдесят тысяч. Там есть еще кредитные карточки и чековая книжка, но они нам не нужны. В кухне, в кошельке служанки я обнаружила еще двадцать тысяч.
— С ума сойти! Зачем служанке ходить с такой крупной суммой денег?
— Дамы, посмотрите, какая прелесть, — госпожа Ватанабе показала на несколько больших бумажных пакетов модных фирменных магазинов, которые она нашла в шкафу: — Мы можем в них положить вещи, которые мы получили здесь.
Акико возразила:
— Мы не должны пользоваться тем, что может привлечь чье-либо внимание.
Все дамы вынули хозяйственные сумки, которые принесли с собой, и аккуратно сложили в них свои трофеи. Они вышли из спальни с сумками в каждой руке и вернулись в гостиную. Как представитель группы, Акико сказала:
— Мы приносим наши глубокие извинения за то, что причинили вам большое беспокойство. Но мы получили все, что хотели, и нам нужно идти.
— А вы часто это делаете? — спросила госпожа Тоба, которая с искренним изумлением смотрела на женщин, которые ни коим образом не походили на воровок, но которые действовали столь искусно.
Акико удивленно посмотрела на нее:
— Вы правда ничего не знаете? Такая дама, как вы, живущая в таком шикарном доме, должна читать газеты. Разве вы ничего не слыхали о необъяснимых ограблениях, которые вызвали такой ажиотаж и последнее время? Это и есть мы.
— О, я знаю об этом. — Не успев договорить эти слова, госпожа Тоба побледнела, как полотно. — Не хотите же вы сказать, что вы именно те, кто безжалостно убивают людей и берут только деньги и ничего не стоящие пустяки.
Акико вздохнула с облегчением:
— Как я рада, что вы сами это высказали. Я отчаянно пыталась придумать способ, как вам лучше сказать об этом.
Поставив свои пакеты на ковер, она вынула из кармана опасную бритву, которую нашла в ванной комнате особняка.
— Очень трудно просить вас отдать свою жизнь после того, как мы попросили у вас так много всего.
Лицо госпожи Тоба было белым, как бумага, она вся дрожала:
— Значит я… я должна умереть? Здесь? Сейчас?
— Дорогая госпожа Тоба, мне очень горько, что приходится отбирать жизнь у такой милой женщины, как вы, — сказала Акико с волнением. — Но вы должны понять, что мы не можем дать возможность окружающему миру узнать о существовании такой группы из восьми дам, как наша. Я сделаю так, что ваше прекрасное лицо останется нетронутым, а боль продлится мгновение.
Госножа Тоба проговорила сквозь рыдания:
— И я…. я должна умереть за какие-то сто тысяч иен и кучку продуктов?
— Госпожа Тоба, ну госпожа Тоба, возьмите себя в руки. Будьте мужественны и примите смерть красиво, а не как служанка, которую нам пришлось задушить.
Госпожа Тоба прекратила плакать:
— Так она уже мертва? — Внезапно она захихикала, а затем запела какую-то веселую песенку. — Ошеломленные женщины отступили от нее на шаг. Затем госпожа Тоба успокоилась и торжественно кивнула головой: — Простите меня за неприличное поведение. Сейчас я полностью готова. Правда, я только что описалась.
— Ну, это вполне естественно, — сказала Акико сочувственным тоном.
— У меня к вам большая просьба. Когда я умру, смените мне, пожалуйста, трусики.
Ее героическое спокойствие тронуло всех женщин, которые одновременно негромко воскликнули:
— О-о!
— Ну, конечно, — сказала Акико, — я это сделаю сама, обещаю вам. В моих глазах вы показали себя настоящей великосветской дамой!
— Ну что, начнем?… — Она быстро подошла к госпоже Тоба с правой стороны, ухватила левой рукой за длинные черные волосы и запрокинула ее голову.
— Слава Будде просветленному, — пробормотала госпожа Тоба, и в то же мгновение Акико провела бритвой по ее белому горлу. Из раны вырвалась яркая струя крови. Секунд через десять она стихла. Все дамы выразили свое восхищение искусством Акико.
— Это было восхитительно.
— С каждым разом у вас получается все лучше и лучше.
— Да, я согласна с вами, спасибо. В последнее время мне удается не забрызгать одежду кровью, — смущенно согласилась Акико. — Это была настоящая леди, правда?
— Да, но она показалась немного странной.
— Я не согласна. Она была очень приятной женщиной.
По двое, по трое, чтобы не привлекать внимания, дамы вышли из особняка. Акико осталась последней. Она закрыла остекленевшие глаза госпоже Тоба и переменила трусики. Затем она внимательно осмотрела всю комнату, чтобы убедиться, что никаких следов после них не осталось. В заключение она посмотрела на крупный бриллиант, блестевший на пальце убитой. Ни ее низкооплачиваемый отец, ни низкооплачиваемый служащий-муж никогда не покупали ей никаких драгоценностей, кроме простого обручального кольца. Но, вздохнув, она решительно потрясла головой и отвернулась от сверкающего камня. Взяв свои кошелки, Акико вышла из особняка Тоба.
Сегодня ночью, когда они с мужем лягут в постель и будут заниматься любовью, она будет особенно страстной. Она всегда бывала страстной в эти ночи.
Очаровательные дамы. Ясутака Цуцуи
Как обычно в восемь утра, когда муж и сын ушли из дома, Акико Камеи осталась одна в квартире. Убрав со стола, она открыла шифоньер, где висели ее платья.
— Что же мне надеть? — подумала она. Как всегда, она не увидела ничего подходящего. В прошлом году она купила костюм от Ива Сен-Лорана, который стоил дороже, чем она могла себе позволить. Но она надевала его уже несколько раз, поэтому все обязательно подумают: — Опять они в этом! Она проклинала низкую зарплату мужа и высокую плату за обучение сына. Она проклинала инфляцию, особенно, недавний резкий рост стоимости продуктов и хорошей одежды, и завидовала женам торговцев, которые не имели приличного образования, но жили припеваючи и не нуждались в деньгах.
Надев скромный костюмчик, купленный на распродаже три месяца тому назад, Акико вышла из дома и пошла к вокзалу, который находился в тридцати пяти минутах от ее дома. Когда она вошла в привокзальное кафе, она увидела, что три дамы уже сидели в угловом кабинете и болтали. Все они были женами низкооплачиваемых «белых воротничков», которые все жили в одном доме с Акико. Самой молодой была двадцативосьмилетняя госпожа Катаока, самой старой — госпоже Исе — было тридцать пять. Они все, в той или иной степени, были разочарованы в жизни и находились в том возрасте, когда это чувствуется больше всего. Все они были очаровательными. Их манера разговаривать и умение вести себя были довольно элегантными. Одежда, хотя и недорогая, говорила о хорошем вкусе. В общем, они выглядели, как обеспеченные замужние женщины. Госпожа Саруга говорила:
— Это несправедливо. Наши дети — дети людей с высшим образованием — не могут поступить в университеты и медицинские институты из-за высокой платы. Но дети простых лавочников — которые, вероятно, даже не окончили средней школы — поступают в лучшие колледжи, потому что их родители являются спонсорами.
— Согласна, — сказала госпожа Исе. — От этого можно сойти с ума. Говорят, что в медицинские институты могут поступить только дети врачей. Как бы хорошо ни учился ребенок, если его родители не купаются в роскоши, дорога туда ему закрыта.
Госпожа Катаока добавила:
— Ну, во всяком случае, если врач хоть что- то знает, он уже богач. К примеру, наша семья может жить неделю на те деньги, которые доктор берет за простой осмотр. Боишься до смерти, что можешь заболеть. Мы просто не можем позволить себе сходить к врачу.
В это время подошли госпожа Саката и госпожа Ватанабе. Госпожа Саката взволновано сказала:
— Мой муж может потерять работу. Компания собирается сокращать персонал.
Акико удивилась:
— Но ведь ваш муж окончил Токийский университет.
— Да, но он говорит, что, может быть, это из-за того, что он не дает взяток начальнику отдела. Наверное, только богатые останутся в компании. Просто тошнит от подобного!
Госпожа Ватанабе вздохнула:
— Приходится все время волноваться за детей. Надрываешься, чтобы дать им хорошее образование, а потом все может пойти прахом.
Посреди обсуждения этих неразрешимых проблем в кафе вошли две последние дамы их кружка — госпожа Урабе и госпожа Усуи.
Увидев их, Акико встала:
— Ну, дамы, мы все в сборе. Будем отправляться?
Каждая из присутствующих положила на стол сто тридцать иен за кофе. Они не могли позволить себе разбрасываться даже такими скромными суммами денег. Урабе и Усуи, которые не любили кофе и не хотели зря тратиться, взяли за правило приходить на полчаса позднее. Остальные дамы молчаливо согласились с этим.
Выйдя из кафе, они прошли на вокзал и сели в почти пустую электричку — час пик уже миновал. Через несколько минут поезд покинул город-спутник, где они жили, и въехал в зеленый пояс, окружающий пригородный «спальный» район. Дамы смотрели из окна на новенькие, стоящие рядами дома с красными и голубыми крышами со смешанными чувствами, которые отражались на их лицах. Они отлично понимали, что заиметь подобный домик в этом районе было выше их самых заветных мечтаний. На четвертой остановке они вышли из поезда, пошли по главной дороге, на которой было несколько магазинов, пересекли шоссе, идущее параллельно железной дороге, и вышли на тихую улицу, ведущую к району богатых вилл. Роскошные особняки стояли по обе стороны улицы. Минут через десять они остановились перед массивными воротами огромной виллы. На одном из каменных столбов, на которых держались ворота, была прикреплена табличка с фамилией «Тоба».
— Это здесь, дамы, — сказала Акико.
Госпожа Катаока ахнула:
— Боже мой, какой колоссальный дом!
Акико нажала кнопку переговорного устройства и сразу же услышала грубый женский голос:
— Ну, чего надо?
Акико подумала: «Это, должно быть, служанка. Даже служанки становятся заносчивыми в таких домах». Хотя в мозгу у нее и крутилась такая мысль, но вслух она сказала:
— Пожалуйста, милочка, извините меня за это беспокойство. Мы из родительско-учительской Ассоциации начальной школы Кинрио. Если ваша госпожа дома, то нам хотелось бы с ней побеседовать. У нас к ней небольшая просьба. Нас восемь дам из исполнительного комитета РУА. (В начальной школе Кинрио учились дети из этого фешенебельного района, включая детей госпожи Тоба.)
— Понятно. Пожалуйста, подождите минутку. — Услышав изысканную речь Акико, голос в микрофоне изменил свою тональность. Через несколько секунд голос прозвучал опять: — Госпожа Тоба примет вас. Сейчас я открою.
Хозяйка, по-видимому, побоялась отказать им, потому что было бы неудобным отказать восьми исполнительным членам РУА школы, где учились ее дети. Ожидая, когда откроется калитка, дамы с любопытством осматривали соседние особняки, большинство из них были закрыты высокими деревьями, что не давало возможность увидеть, какими они были внутри. Недалеко, на небольшой возвышенности стоял дом с широкими окнами и большой лужайкой перед ним. Но от ворот можно было увидеть только крышу дома Тоба.
Пока дамы стояли у ворот, они не увидели ни души. Действительно, это было очень тихое место. Единственные звуки, которые до них долетали, это были гудки автомобилей с улицы, ведущей на станцию.
Госножа Исе негромко сказала:
— Надеюсь, у них нет собаки. — Она ненавидела собак.
— Нет, нет, — успокоила ее Акико, — не волнуйтесь.
Из калитки вышла молоденькая темноволосая девушка, одетая в шикарное ярко-красное платье, и обратилась к ним:
— Извините, что заставила вас ждать. Пожалуйста, проходите.
Посмотрев на ее платье, Акико подумала, что фасон немного устарел: наверное, это мадам Тоба расщедрилась. Следуя за служанкой, восемь дам вошли в большой сад, густо усаженный китайскими черными соснами и орнаментированный группами камней и искусственными холмиками. Сам особняк был сооружен в европейском стиле с большой верандой. В холле, куда они вошли, был очень высокий потолок, а стена возле лестницы, ведущей наверх, была разрисована отличным художником. В центре потолка висела огромная сверкающая люстра. Их сразу же провели в гостиную, огромную комнату с деревянными панелями и лепным потолком. Пол был покрыт красным персидским ковром. Вдоль стен стояла кожаная мебель и концертный рояль. У одной из стен был большой итальянский бар. Пока дамы рассматривали все это, в комнату вошла хозяйка.
— Доброе утро. Простите, что заставила вас ждать. Прежде всего, я хотела бы поблагодарить вас за то, сколько времени и энергии вы отдаете работе в Ассоциации.
Она села в кресло перед мраморным камином. Это была красивая, бледнокожая, интеллигентная женщина, манеры которой говорить и двигаться выдавали принадлежность к высшим слоям общества. На одном из пальцев сверкало кольцо с крупным бриллиантом. Некоторое время дамы хранили молчание. Затем госпожа Тоба спросила:
— Так по какому вопросу вы хотели видеть меня?
Акико, как руководительница группы, ответила за всех:
— Прошу простить нас за ложь. Дело в том, что мы вообще не имеем отношения к школе Кинрио.
Госпожа Тоба удивленно подняла брови:
— Вот как? А почему же вы тогда так сказали?
Опустив голову, Акико объяснила:
— Мы разузнали, что ваши дети ходят в школу Кинрио, и решили, что если мы представимся членами исполнительного комитета РУА, вы не откажетесь принять нас. Мы надеемся, что вы будете настолько добры, что простите нас.
— Ну, должна признаться, что это для меня несколько неожиданно, — сказала госпожа Тоба. Затем, покачав головой и с подозрением глядя на них, спросила:
— А какова все-таки истинная причина вашего прихода? Если вы хотите получить какое-то вспомоществование, я готова выслушать вас и, может быть, даже помочь вам чем-нибудь.
Изысканная речь Акико, простая, но элегантная одежда и культурные манеры дам, не вызывали никакого опасения у госпожи Тоба. Нерешительно Акико сказала:
— Мне трудно об этом говорить, но дело в том, что мы — грабители.
Госпожа Тоба откинулась в кресле:
— Что вы сказали? Что это за шутка?
— Это не шутка. Это — правда.
По сигналу Акико госпожа Саката и госпожа Ватанабе бросились к госпоже Тоба и заломили ей руки за спину, в то время как госпожа Урабе и госпожа Усуи вытащили из своих хозяйственных сумок белые пеньковые веревки. Подойдя к перепуганной хозяйке, госпожа Урабе сказала:
— Пожалуйста, не сердитесь на нас. Мы должны связать вас, чтобы вы не могли двигать руками и ногами. Мы будем очень осторожны, чтобы не причинить вам боли. Простите нас за это.
Все еще неспособная поверить в то, что происходит, госпожа Тоба, задыхаясь, пролепетала:
— Но вы же дамы! Вы — дамы! Вы, конечно, шутите… Конечно… Вы такие очаровательные дамы…
— Поймите, мы это делаем всерьез. Пожалуйста, не обижайтесь, — повторяла госпожа Усуи, связывая ее запястья. — Поверьте, я делаю это без всякого удовольствия, надеюсь, вы понимаете?
Госпожа Урабе связывала ее ноги вместе, а госпожа Саката и госпожа Ватанабе привязывали ее самое — госпожа Тоба была одета в костюм от Жана Пату — к креслу.
— Пожалуйста, дамы, идите сюда. — Оставив госпожу Саката с ее помощницами в гостиной, Акико повела трех дам за собой. Им нужно было связать служанку, которая, несомненно, должна была быть на кухне, приготовляя чай для визитеров. Они прошли на цыпочках по коридору, где с обеих сторон были двери. Справа была библиотека, слева — спальня. Кухня оказалась в дальнем конце коридора. Девушка, приготовлявшая чай, вздрогнула, почувствовав присутствие посторонних на кухне, и резко обернулась.
— Что вам здесь нужно? — спросила она подозрительно.
Акико подумала, что она не только неопытна, но и плохо воспитана. Если она начнет сопротивляться, будет довольно трудно сладить с ней.
Улыбаясь, Акико подошла к ней и сказала:
— Боюсь, что из-за нашего посещения у тебя много хлопот. Извини нас и разреши помочь тебе.
— Спасибо, не надо, я сама управлюсь, — сказала девушка, ставя чайник с кипятком на стол. Воспользовавшись этой возможностью, Акико и две другие дамы схватили ее и усадили на стул, а госпожа Суруга, которая уже держала наготове веревку, связала ей руки.
— Что вы делаете? — закричала девушка и стала изо всех сил брыкаться ногами. — Что за чертовщина? Отпустите меня! Пустите, черт вас забери!
Привязывая девушку к стулу, госпожа Суруга сказала сердито:
— Фу, какой у нее пронзительный голос! Ну-ну, перестань кричать. Замолчи. Тебе это все равно не поможет, а юбка задирается до неприличия.
Не слушая увещеваний, девушка продолжала пинаться и извиваться, пытаясь освободиться:
— Воровки! Развяжите меня… Развяжите…
Акико сказала:
— Пожалуйста, сиди спокойно, как приличная девушка.
Но девушка продолжала кричать во весь голос.
Вздохнув, госпожа Катаока сказала:
— Ты плохо ведешь себя. Поверь мне, тебе же будет лучше, если ты замолчишь.
А госпожа Исе добавила:
— Да, это правда. Но я боюсь, что у нас не остается другого выбора.
Они вместе сделали петлю из куска веревки и набросили ее на шею девушке. Та ахнула и расширившимися глазами стала смотреть по сторонам. Чувствуя приближение чего-то страшного, она пыталась освободиться от пут и умоляла охрипшим голосом:
— Пожалуйста, не надо! Не убивайте меня! Не убивайте!
— Это очень быстро, — сказала госпожа Суруга сочувственным тоном, придерживая ее ноги. — Потерпи немного.
— Я не хочу умирать, — завизжала девушка, широко открыв рот, так что стали видны гнилые зубы. — Я боюсь!
Акико посмотрела на нее и криво ухмыльнулась. Госпожа Катаока, принадлежавшая к крупной буддистской организации, сказала:
— Здесь нет ничего страшного, моя дорогая. Просто ты отправишься к кроткой богине милосердия.
— Но я такая молодая! — продолжала рыдать девушка. Ее заплаканное, искаженное ужасом лицо было таким неприятным, что Акико, которая стала увещевать ее, была вынуждена отвернуться:
— Успокойся, пожалуйста. Сейчас ты умрешь. Почему бы тебе не выказать больше достоинства и женской благопристойности?
— Но я хочу жить!..
— Она все никак не может успокоиться, — сказала Акико, подавая знак госпоже Катаока и госпоже Исе. — Пожалуйста, дамы!
Они потянули за концы веревки изо всех сил. Из-за прилива крови лицо девушки раздулось, как черно-красный шар, глаза вылезли из орбит, а спина выгнулась. Дамы продолжали тянуть. Наконец, голова служанки свалилась набок. Дамы немедленно стали осматривать кухню. Вынув пакет из холодильника, госпожа Катаока воскликнула:
— О, госпожа Камеи, я хотела бы, чтобы вы взглянули на это мясо. Оно просто великолепное. Вырезка высшего сорта.
Все дамы осмотрели говядину.
— Здесь, по крайней мере, килограмм.
— Да, и могу поклясться, что ее цена не меньше двенадцати тысяч.
— Но если мы разделим это на восьмерых, то получится по маленькому кусочку.
— К тому же, оно — замерзшее и его нужно разморозить, прежде чем делить.
— Я вот что скажу: мне мяса не надо, я лучше возьму немного креветок, — сказала госпожа Исе, вытаскивая пакет из морозильного отделения.
— О, какие великолепные толстые креветки.
— Наверное, я тоже возьму себе креветок.
— А я бы с удовольствием взяла себе говядины, — сказала Акико. — Думаю, лучше позвать остальных дам. — Она прошла в гостиную:
— Я побуду здесь одна, а вы идите на кухню — там делят говядину и креветок.
— Вы сказали — говядину?
— Чудесно!
Все четверо заторопились на кухню.
Взглянув серьезно на Акико, госпожа Тоба спросила:
— Почему вы занимаетесь этим? Я никак не могу понять этого.
Акико вздохнула:
— Может быть, это прозвучит грубо, но даже если бы я и объяснила вам все, сомневаюсь, что вы смогли бы понять это. У вас такая обеспеченная жизнь. Я вам искренне завидую.
— А у вас была какая-нибудь особая причина выбрать именно мой дом? — озадаченно спросила госпожа Тоба.
— Нет. Нам просто стало известно, что ваш муж — известный хирург и возглавляет клинику; что ваши дети ходят в школу Кинрио; и что до двух часов дня, кроме вас и служанки, в доме никого нет. Мы обсудили это между собой и решили нанести вам визит — если вы согласитесь впустить нас. У нас не было дурных намерений… Вернее будет сказать, что мы ничего против вас не имеем. — Акико подошла ближе и посмотрела в красивое лицо госпожи Тоба. Она почувствовала запах дорогих французских духов. — Кстати, — сказала она, — нам нужны деньги. Не будете ли вы так любезны сказать, где вы их храните? Нам нужна только наличность.
— Они… они в верхнем ящике туалетного столика в моей спальне. Еще что-то может быть в черной сумочке «Гермес», но…
— Большое спасибо, — поклонилась Акико. — Не сочтите за лесть, но вы очень добрая женщина. Мы ничего не возьмем, только наличные деньги и немного продуктов.
На кухне семь дам были заняты тем, что открывали буфеты и кладовки, доставая оттуда различные консервы и овощи.
— Боже мой, только посмотрите на это богатство!
— Моя дорогая, на вашем месте я не стала бы брать консервированного тунца. Вы же знаете, можно отравиться ртутью.
— Вы правы, я не возьму его. Но тут полно всяких других деликатесов. Вот великолепная ветчина в форме и отличные крабы.
— Я предпочитаю консервированную спаржу. Госпожа Суруга открыла буфет:
— О, какая роскошь! Серебряный сервиз. Из чистого серебра.
— Но мы не должны дотрагиваться до этого, — предупредила госпожа Усуи.
— Конечно, мы ведь договорились не брать ничего, что можно было бы проследить и опознать, — госпожа Суруга закусила губу, — но до смерти хочется иметь такое.
— О, посмотрите на лук!
— Да, моя дорогая. Это особый импортный сорт. Очень вкусный. По тому, как обернута каждая луковица, я могу предположить, что его доставили прямо сюда.
— Нужно не забыть отложить долю госпожи Камеи.
Дамы сгрудились вокруг кухонного стола и, весело болтая, поделили все продукты на восемь равных частей. Ни одна из них даже не взглянула на мертвую девушку.
Госпожа Урабе вошла в гостиную со словами:
— Дорогая госпожа Камеи, мы взяли продукты и поделили на восемь частей. А теперь некоторые дамы мечтают посмотреть мужское и детское белье.
— Простите меня, — обратилась Акико к госпоже Тоба, — а где вы храните белье вашего мужа и детей?
Глаза госпожи Тоба были остекленевшими:
— Чистое белье в корзине в ванной комнате. Если вас интересует мое белье, то оно в комоде в спальне, хотя мне стыдно признаться, что вы там не найдете ничего сверхмодного.
— Вы очень добры. Госпожа Урабе, не будете ли вы так любезны посидеть немного вместо меня?
— Да, конечно, дорогая.
Акико вошла в кухню:
— Дамы, госпожа Тоба разрешает нам взять немного белья. Сюда, пожалуйста.
В ванной комнате дамы окружили большую корзину, в которой лежали стопки чистого белья.
— О, какое теплое, оно вязаное.
— Мой муж грузноват, боюсь, это ему не подойдет.
— Дайте мне взглянуть!.. Ее старший сын в пятом классе, не так ли? Значит, это подойдет моему сыну.
— Невероятно! Мохеровое белье! Ее муж явно боится холода…
— Если оно никому не нужно, я с удовольствием возьму его. Хотя мой муж еще нестарый, он очень чувствителен к непогоде.
— Минутку внимания, — сказала Акико. — Не берите носков с ярким рисунком, а то кто-нибудь натянет их на ноги.
— Правильно, — дружно согласились все дамы.
Когда белье, мыло и туалетная бумага были разделены, дамы прошли в спальню. Огромная комната, выдержанная в зеленых тонах, вызвала завистливые вздохи. Все они жили в маленьких квартирах, где некоторым из них приходилось делить спальню с детьми. Акико выдвинула верхний ящик туалетного столика и обнаружила там сто двадцать тысяч иен:
— Ну-у, я надеялась, что будет больше.
Дамы обменялись взглядами.
— На каждую придется всего по пятнадцать тысяч.
— Минутку, дорогие, — сказала Акико, выходя из комнаты.
Оставшиеся дамы начали открывать ящики комода, чтобы ознакомиться с бельем хозяйки.
— О, какая прелесть!
— Абсолютно все из Парижа.
— Эти трусики стоят двадцать тысяч.
— Ах, посмотрите — эти кружевные и шелковые вещи все из Швейцарии.
— Дамы, как вы думаете, эта комбинация мне подходит?
— О, да. Чудесно!
Открыв шкатулку с драгоценностями, госпожа Исе со слезами в голосе сказала:
— Какая жалость, что мы не можем разрешить ей подарить нам эти вещи!
— Соблазн слишком велик, дорогая. Вы даже не должны смотреть на это.
— Истинная правда. Посмотрите, что в этом шкафу. Ах, лучше бы я никогда не открывала его.
Все дамы бросились к шифоньеру и стали рассматривать висящую там дорогую одежду, вид которой вызвал у них общий вздох зависти.
— Боже мой! Норка.
— А это шуба из леопарда!
В комнату вошла Акико с сумочкой госпожи Тоба в руках:
— Я нашла в ней шестьдесят тысяч. Там есть еще кредитные карточки и чековая книжка, но они нам не нужны. В кухне, в кошельке служанки я обнаружила еще двадцать тысяч.
— С ума сойти! Зачем служанке ходить с такой крупной суммой денег?
— Дамы, посмотрите, какая прелесть, — госпожа Ватанабе показала на несколько больших бумажных пакетов модных фирменных магазинов, которые она нашла в шкафу: — Мы можем в них положить вещи, которые мы получили здесь.
Акико возразила:
— Мы не должны пользоваться тем, что может привлечь чье-либо внимание.
Все дамы вынули хозяйственные сумки, которые принесли с собой, и аккуратно сложили в них свои трофеи. Они вышли из спальни с сумками в каждой руке и вернулись в гостиную. Как представитель группы, Акико сказала:
— Мы приносим наши глубокие извинения за то, что причинили вам большое беспокойство. Но мы получили все, что хотели, и нам нужно идти.
— А вы часто это делаете? — спросила госпожа Тоба, которая с искренним изумлением смотрела на женщин, которые ни коим образом не походили на воровок, но которые действовали столь искусно.
Акико удивленно посмотрела на нее:
— Вы правда ничего не знаете? Такая дама, как вы, живущая в таком шикарном доме, должна читать газеты. Разве вы ничего не слыхали о необъяснимых ограблениях, которые вызвали такой ажиотаж и последнее время? Это и есть мы.
— О, я знаю об этом. — Не успев договорить эти слова, госпожа Тоба побледнела, как полотно. — Не хотите же вы сказать, что вы именно те, кто безжалостно убивают людей и берут только деньги и ничего не стоящие пустяки.
Акико вздохнула с облегчением:
— Как я рада, что вы сами это высказали. Я отчаянно пыталась придумать способ, как вам лучше сказать об этом.
Поставив свои пакеты на ковер, она вынула из кармана опасную бритву, которую нашла в ванной комнате особняка.
— Очень трудно просить вас отдать свою жизнь после того, как мы попросили у вас так много всего.
Лицо госпожи Тоба было белым, как бумага, она вся дрожала:
— Значит я… я должна умереть? Здесь? Сейчас?
— Дорогая госпожа Тоба, мне очень горько, что приходится отбирать жизнь у такой милой женщины, как вы, — сказала Акико с волнением. — Но вы должны понять, что мы не можем дать возможность окружающему миру узнать о существовании такой группы из восьми дам, как наша. Я сделаю так, что ваше прекрасное лицо останется нетронутым, а боль продлится мгновение.
Госножа Тоба проговорила сквозь рыдания:
— И я…. я должна умереть за какие-то сто тысяч иен и кучку продуктов?
— Госпожа Тоба, ну госпожа Тоба, возьмите себя в руки. Будьте мужественны и примите смерть красиво, а не как служанка, которую нам пришлось задушить.
Госпожа Тоба прекратила плакать:
— Так она уже мертва? — Внезапно она захихикала, а затем запела какую-то веселую песенку. — Ошеломленные женщины отступили от нее на шаг. Затем госпожа Тоба успокоилась и торжественно кивнула головой: — Простите меня за неприличное поведение. Сейчас я полностью готова. Правда, я только что описалась.
— Ну, это вполне естественно, — сказала Акико сочувственным тоном.
— У меня к вам большая просьба. Когда я умру, смените мне, пожалуйста, трусики.
Ее героическое спокойствие тронуло всех женщин, которые одновременно негромко воскликнули:
— О-о!
— Ну, конечно, — сказала Акико, — я это сделаю сама, обещаю вам. В моих глазах вы показали себя настоящей великосветской дамой!
— Ну что, начнем?… — Она быстро подошла к госпоже Тоба с правой стороны, ухватила левой рукой за длинные черные волосы и запрокинула ее голову.
— Слава Будде просветленному, — пробормотала госпожа Тоба, и в то же мгновение Акико провела бритвой по ее белому горлу. Из раны вырвалась яркая струя крови. Секунд через десять она стихла. Все дамы выразили свое восхищение искусством Акико.
— Это было восхитительно.
— С каждым разом у вас получается все лучше и лучше.
— Да, я согласна с вами, спасибо. В последнее время мне удается не забрызгать одежду кровью, — смущенно согласилась Акико. — Это была настоящая леди, правда?
— Да, но она показалась немного странной.
— Я не согласна. Она была очень приятной женщиной.
По двое, по трое, чтобы не привлекать внимания, дамы вышли из особняка. Акико осталась последней. Она закрыла остекленевшие глаза госпоже Тоба и переменила трусики. Затем она внимательно осмотрела всю комнату, чтобы убедиться, что никаких следов после них не осталось. В заключение она посмотрела на крупный бриллиант, блестевший на пальце убитой. Ни ее низкооплачиваемый отец, ни низкооплачиваемый служащий-муж никогда не покупали ей никаких драгоценностей, кроме простого обручального кольца. Но, вздохнув, она решительно потрясла головой и отвернулась от сверкающего камня. Взяв свои кошелки, Акико вышла из особняка Тоба.
Сегодня ночью, когда они с мужем лягут в постель и будут заниматься любовью, она будет особенно страстной. Она всегда бывала страстной в эти ночи.