Проснуться раньше всех. Бесшумно, как индеец, одеться, выйти в коридор. Точными движениями часовщика открыть и закрыть за собой входную дверь. Есть! На улице утро, голубое с розовой каймой — сочетание было бы пошлым, если бы не стерильный холод. При каждом выдохе изо рта выбивается облачко; свободным, легким чувствуешь себя на улице в час рассвета. И даже хорошо, что до булочной надо пройтись. Шагаешь, заложив руки в карманы, а la Керуак, ты все и всех опередил, и что ни шаг-то радость. Ловишь себя на том, что идешь по кромке тротуара, как в детстве, когда интереснее всего на краю. Пока все спят, ты втихомолку отхватил у дня порцию чистого времени.
Спят все, да не все! Должна гореть и греть витрина булочной — пусть свет неоновый, но сама мысль о тепле придает ему тепло-янтарный оттенок. А подойдешь, стекло должно быть запотевшим и радушие булочницы искренним — сердечность для самых первых покупателей, пароль для ранних пташек.
— Пять штук рогаликов и багет, не слишком поджаристый!
Из глубины лавки выныривает булочник в заляпанной мукой футболке и посылает тебе приветственный жест, как товарищу перед боем.
И вот ты снова на улице. Обратный путь, конечно же, совсем другое дело. Нет той беспечности, с батоном в одной руке и пакетом рогаликов в другой ты уже смахиваешь на обывателя. Зато можно съесть рогалик. Он теплый и мягкий. Жуешь на ходу, на холоде. И получается: зимнее утро с начинкой из рогалика, а сам ты — печь, дом, кров. Идешь помедленнее, несешь в себе, проносишь сквозь выцветающую серо-розовую голубизну свой свет. День только начинается, но самое лучшее уже при тебе.
Теплый рогалик на улице. Филипп Делерм
Проснуться раньше всех. Бесшумно, как индеец, одеться, выйти в коридор. Точными движениями часовщика открыть и закрыть за собой входную дверь. Есть! На улице утро, голубое с розовой каймой — сочетание было бы пошлым, если бы не стерильный холод. При каждом выдохе изо рта выбивается облачко; свободным, легким чувствуешь себя на улице в час рассвета. И даже хорошо, что до булочной надо пройтись. Шагаешь, заложив руки в карманы, а la Керуак, ты все и всех опередил, и что ни шаг-то радость. Ловишь себя на том, что идешь по кромке тротуара, как в детстве, когда интереснее всего на краю. Пока все спят, ты втихомолку отхватил у дня порцию чистого времени.
Спят все, да не все! Должна гореть и греть витрина булочной — пусть свет неоновый, но сама мысль о тепле придает ему тепло-янтарный оттенок. А подойдешь, стекло должно быть запотевшим и радушие булочницы искренним — сердечность для самых первых покупателей, пароль для ранних пташек.
— Пять штук рогаликов и багет, не слишком поджаристый!
Из глубины лавки выныривает булочник в заляпанной мукой футболке и посылает тебе приветственный жест, как товарищу перед боем.
И вот ты снова на улице. Обратный путь, конечно же, совсем другое дело. Нет той беспечности, с батоном в одной руке и пакетом рогаликов в другой ты уже смахиваешь на обывателя. Зато можно съесть рогалик. Он теплый и мягкий. Жуешь на ходу, на холоде. И получается: зимнее утро с начинкой из рогалика, а сам ты — печь, дом, кров. Идешь помедленнее, несешь в себе, проносишь сквозь выцветающую серо-розовую голубизну свой свет. День только начинается, но самое лучшее уже при тебе.