Вы, наверное, не знаете Хукича. Но я-то знаю его уже добрых тридцать лет. Еще в детстве мы учились в одном классе, потом, во время оккупации, сидели в одном гестапо. Да и сейчас, в мирное время, мы с ним сталкиваемся постоянно. Он вечно спешит, всегда у него какие-то неотложные дела, которым нет ни конца, ни края.
Вот и сейчас, когда я сижу и попиваю кофе, в вертящейся двери кафе появляется Хукич. Но неужели это действительно он? Сгорбленный, желтый, с испуганным взглядом, с неуверенной походкой.
— Что с тобой, дружище?
— Заболел я, — говорит он и буквально валится на стул против меня.
Я сразу заказываю для него один чай с ромом и два рома без чая.
Между нами и внутри нас возникает тепло. Хукич еще по-прежнему бледен, но глаза у него загораются.
— Так что же с тобой стряслось?
Хукич сперва подозрительно оглядывается вокруг, а потом, как будто поверяя мне страшную тайну, шепчет:
— Мания преследования.
— Это что-то простудное? — спрашиваю я его с участием.
— Да нет же! Я галлюцинирую. Мне кажется, что я окружен врагами, что все против меня.
— И даже я? Разве я против тебя?
— Ни слова! — прервал он меня. — Ты ангел. Да и вообще все ангелы. Но я в своем болезненном воображении представляю себе, что люди злые. Ну болен я, что поделаешь!
— А ты принимай антибиотики. Пенициллин, бициллин…
— Уже принимал.
— И что же?
— Ангина прошла, а это осталось. Я сумасшедший! Или, вернее сказать, с нервным расстройством. Хотя нет, самый настоящий сумасшедший! …
— Не кричи, — постарался я его успокоить. — На нас уже смотрят с других столиков. Прошу тебя, возьми себя в руки. — Хукич притих.
Мы заказали еще по стаканчику рома. Вижу, руки у него дрожат. Сидит напротив меня с закрытыми глазами и как будто отсутствует.
— Слушай, старина, — заговорил он вдруг, как в бреду. — Сегодняшний день у меня начался тоже с того, что я испугался собственной жены. Я знаю, что моя жена — сущий ангел, и все же сегодня утром мне показалось, что она хочет вонзить мне нож в спину. Разве это не страшно? Мы любим друг друга и живем душа в душу, и вдруг… Я убежал из дому и всю дорогу казнил себя за то, что я даже мог подумать такое о своей единственной, любимой женщине. О, я маньяк!
Успокойся, прошу тебя. Я убежден, что это излечимо. Если ты сам так хорошо осознаешь свою болезнь…
— Да, я все прекрасно понимаю! Но представляешь, когда я пришел сегодня на службу, мой шеф, исключительно благородный человек, встретил меня приветливой улыбкой, поздоровался со мной, а у меня в ответ опять появилось это ничем не объяснимое ощущение, что он, мой шеф, тоже хочет вонзить мне нож в спину. Я работаю с ним уже десять лет, я могу тебе за него поручиться. Это добрейший человек. Разве это не абсурд — подумать, что он может вонзить мне нож в спину? Уверяю тебя, я тяжело болен.
— Да, — согласился я, — но ты не должен отчаиваться. Сейчас это лечат. Вот облысение — это действительно почти неизлечимо. А это твоя мания — пустяк.
— Пустяк? — заволновался Хукич. — А знаешь ли ты, что случилось потом? Я отправился к своему лучшему Другу, чтобы найти утешение. Я кинулся к нему, как верующий к иконе, и почувствовал огромное облегчение. Знаешь, он просто излучает доброту и участие. Ко мне вернулось спокойствие. И вдруг меня охватило…
— Что охватило?
— Да все то же! В одно мгновение, не знаю почему, меня охватило чувство, что этот мой лучший друг хочет вонзить мне нож в спину.
— Это невозможно!
— Знаю, что невозможно, но мне кажется. Что я могу поделать?
Я посмотрел ему в глаза:
— Слушай меня, Хукич! Возьми себя в руки! Одумайся! Ты хочешь во всем до конца разобраться?
— Хочу!
— Эти трое — жена, шеф и друг, — они любят тебя, да?
— Да, любят.
— Эти трое уважают тебя?
— Да, уважают.
— Ведь они хотят тебе только добра, разве не так?
— Так! Они хотят мне только добра.
Я победительно смотрел на Хукича. Психотерапия помогала на глазах. Хукича нельзя было узнать: улыбка преобразила его лицо, глаза светились счастьем, на щеках играл румянец. Он смеялся. Мы выпили еще рома, поболтали. Наконец Хукич встал и торжественно объявил:
— Это мое счастье, что я тебя встретил. Что благодаря тебе я освободился от этой мании. Спасибо тебе! А сейчас мне пора. Спасибо, друг! Прощай!
Он долго тряс мою руку, и под конец мы даже расцеловались. Хукич бодро пошел к двери. Я с радостью провожал его взглядом.
И вдруг увидел, что у него в спине торчат три ножа.
Новелла опубликована в книге Арона Брудного «Психологическая герменевтика».
Нашла ее и перепечатала наша читательница Юля.
Новелла без названия. Шандор Богданфи
Вы, наверное, не знаете Хукича. Но я-то знаю его уже добрых тридцать лет. Еще в детстве мы учились в одном классе, потом, во время оккупации, сидели в одном гестапо. Да и сейчас, в мирное время, мы с ним сталкиваемся постоянно. Он вечно спешит, всегда у него какие-то неотложные дела, которым нет ни конца, ни края.
Вот и сейчас, когда я сижу и попиваю кофе, в вертящейся двери кафе появляется Хукич. Но неужели это действительно он? Сгорбленный, желтый, с испуганным взглядом, с неуверенной походкой.
— Что с тобой, дружище?
— Заболел я, — говорит он и буквально валится на стул против меня.
Я сразу заказываю для него один чай с ромом и два рома без чая.
Между нами и внутри нас возникает тепло. Хукич еще по-прежнему бледен, но глаза у него загораются.
— Так что же с тобой стряслось?
Хукич сперва подозрительно оглядывается вокруг, а потом, как будто поверяя мне страшную тайну, шепчет:
— Мания преследования.
— Это что-то простудное? — спрашиваю я его с участием.
— Да нет же! Я галлюцинирую. Мне кажется, что я окружен врагами, что все против меня.
— И даже я? Разве я против тебя?
— Ни слова! — прервал он меня. — Ты ангел. Да и вообще все ангелы. Но я в своем болезненном воображении представляю себе, что люди злые. Ну болен я, что поделаешь!
— А ты принимай антибиотики. Пенициллин, бициллин…
— Уже принимал.
— И что же?
— Ангина прошла, а это осталось. Я сумасшедший! Или, вернее сказать, с нервным расстройством. Хотя нет, самый настоящий сумасшедший! …
— Не кричи, — постарался я его успокоить. — На нас уже смотрят с других столиков. Прошу тебя, возьми себя в руки. — Хукич притих.
Мы заказали еще по стаканчику рома. Вижу, руки у него дрожат. Сидит напротив меня с закрытыми глазами и как будто отсутствует.
— Слушай, старина, — заговорил он вдруг, как в бреду. — Сегодняшний день у меня начался тоже с того, что я испугался собственной жены. Я знаю, что моя жена — сущий ангел, и все же сегодня утром мне показалось, что она хочет вонзить мне нож в спину. Разве это не страшно? Мы любим друг друга и живем душа в душу, и вдруг… Я убежал из дому и всю дорогу казнил себя за то, что я даже мог подумать такое о своей единственной, любимой женщине. О, я маньяк!
Успокойся, прошу тебя. Я убежден, что это излечимо. Если ты сам так хорошо осознаешь свою болезнь…
— Да, я все прекрасно понимаю! Но представляешь, когда я пришел сегодня на службу, мой шеф, исключительно благородный человек, встретил меня приветливой улыбкой, поздоровался со мной, а у меня в ответ опять появилось это ничем не объяснимое ощущение, что он, мой шеф, тоже хочет вонзить мне нож в спину. Я работаю с ним уже десять лет, я могу тебе за него поручиться. Это добрейший человек. Разве это не абсурд — подумать, что он может вонзить мне нож в спину? Уверяю тебя, я тяжело болен.
— Да, — согласился я, — но ты не должен отчаиваться. Сейчас это лечат. Вот облысение — это действительно почти неизлечимо. А это твоя мания — пустяк.
— Пустяк? — заволновался Хукич. — А знаешь ли ты, что случилось потом? Я отправился к своему лучшему Другу, чтобы найти утешение. Я кинулся к нему, как верующий к иконе, и почувствовал огромное облегчение. Знаешь, он просто излучает доброту и участие. Ко мне вернулось спокойствие. И вдруг меня охватило…
— Что охватило?
— Да все то же! В одно мгновение, не знаю почему, меня охватило чувство, что этот мой лучший друг хочет вонзить мне нож в спину.
— Это невозможно!
— Знаю, что невозможно, но мне кажется. Что я могу поделать?
Я посмотрел ему в глаза:
— Слушай меня, Хукич! Возьми себя в руки! Одумайся! Ты хочешь во всем до конца разобраться?
— Хочу!
— Эти трое — жена, шеф и друг, — они любят тебя, да?
— Да, любят.
— Эти трое уважают тебя?
— Да, уважают.
— Ведь они хотят тебе только добра, разве не так?
— Так! Они хотят мне только добра.
Я победительно смотрел на Хукича. Психотерапия помогала на глазах. Хукича нельзя было узнать: улыбка преобразила его лицо, глаза светились счастьем, на щеках играл румянец. Он смеялся. Мы выпили еще рома, поболтали. Наконец Хукич встал и торжественно объявил:
— Это мое счастье, что я тебя встретил. Что благодаря тебе я освободился от этой мании. Спасибо тебе! А сейчас мне пора. Спасибо, друг! Прощай!
Он долго тряс мою руку, и под конец мы даже расцеловались. Хукич бодро пошел к двери. Я с радостью провожал его взглядом.
И вдруг увидел, что у него в спине торчат три ножа.
Новелла опубликована в книге Арона Брудного «Психологическая герменевтика».
Нашла ее и перепечатала наша читательница Юля.