Настроение у меня было превосходное, я позабыл обо всех неприятностях, с наслаждением закурил сигару, и мы с женой зашагали по улице Андраши. И моя милая, славная жена улыбалась мне из-под своей вуалетки…
С молодым человеком мы встретились на набережной, часов в шесть вечера. Он прошел мимо нас, когда уже смеркалось, и я не сразу обратил на него внимание. Он был уже шагов на двадцать впереди, когда попал вдруг в поле моего зрения, и я сразу смолк и почувствовал какое-то неясное беспокойство. Контур лица юноши на фоне белой баржи был виден отчетливо, но все-таки мне кажется, я узнал его прежде всего по походке.
Костюм его был немного помят и обтрепан. В руке он держал толстую тетрадь. Ему было лет семнадцать или восемнадцать…
Я колебался, не решаясь поверить своим глазам…
Хотел было повернуть назад, но в груди вдруг что-то пронзительно кольнуло и сердце застучало так торопливо, что пришлось остановиться. Я увидел, как он поднял руку и некоторое время держал ее перед собой. О, это была та самая рука, вне сомнений, я даже увидел на ней старый шрам-он напоминал о том, как я упал и расшибся на уроке гимнастики…
Жена с удивлением посмотрела на меня, и я пробормотал:
— Прошу тебя… подожди… мне надо поговорить с этим молодым человеком.
И я поспешил за ним. Затем снова пошел медленнее. Уже смеркалось. Молодой человек не оборачивался. Он спокойно продолжал шагать, потом остановился у пристани и стал глядеть на тихий Дунай, на далекие горы… Я почувствовал страшное замешательство и откашлялся. Стал рядом с ним, чтобы обратить на себя внимание. Искоса я поглядывал на его губы, которые были ярче и тоньше, чем у меня сейчас. Глаза его показались мне светлее моих, а взгляд — глубже. Да, это был он. И эта тетрадь в руке, эта старая тетрадь, которую я в свое время спрятал на самое дно ящика и забыл о ней… Я был сильно взволнован.
— Ты… не узнаешь меня? — наконец спросил я тихо.
— Узнаю, — сказал он, не оборачиваясь.
Я смущенно помолчал. Потом стал стыдить себя: смешно, перед каким-то восемнадцатилетним сопляком! Конечно, встреча необычная, но разве можно так теряться? Надо держаться с достоинством. Пусть он передо мной робеет…
— А я сразу тебя узнал, — сказал я громко и бодро. — Сразу, как только увидел.
— Знаю, — ответил он.
— Почему же ты не подошел? Разве тебе… не любопытно?
Он не ответил.
Я почувствовал неловкость.
— Ну хорошо, я знаю, ты горд и независим. Но, видишь ли, это мало что дает… Поверь мне, я убедился, что это никому не нужно… Сейчас я тебе объясню… Да ты сам скоро убедишься, что я не мог оставаться таким гордым и независимым… Видишь ли… Почему ты не смотришь на меня?.. Гляди, я отпустил усы… Как-никак мне двадцать шесть… Ты какой-то странный. Ты что, недоволен мной?
Он молчал. Только губы у него скривились.
— Эх, — сказал я. — Великолепное молчание! Да, да, я помню… Ну, а дальше что? Ведь гордым молчанием не проживешь. Ты меня упрекаешь? Нет, право, твое гордое молчание не такое уж гордое… Что в нем толку? Ты осунулся, братец, пообносился… Извини, но в таком костюме я бы все-таки постеснялся, знаешь ли… выходить на люди. Ну как же дошло до этого? Расскажи, я тебе помогу!
Только теперь он взглянул на меня в первый раз. Он смотрел в упор, прямо в глаза. И опять отвернулся.
— Ты много болтаешь, — произнес он сухо.
Я обиделся.
— О, конечно! Ты считаешь образцом себя. Да, я много говорю, потому что мне есть чему научить тебя, понимаешь? Просто я старше тебя… и с тех пор многое увидел… многое испытал… Ты ведь еще ребенок. Что ты понимаешь в жизни?
Неожиданно голос у меня дрогнул, я опустил голову и смущенно улыбнулся. Потом тоже смущенно махнул рукой и, продолжая натянуто улыбаться, прошептал.
— Что поделаешь, друг мой!.. То, о чем ты мечтал, невозможно. Поверь мне, прошу тебя, — невозможно… Я пытался… но это было недостижимо…
Он резко повернулся ко мне. Губы его были презрительно сжаты, и взгляд дышал ненавистью.
— Где твой аэроплан? — спросил он хрипло.
Я пробормотал:
— Но… его все-таки изобрели… Фарман, братья Райт… Правда, я еще не видел… Но, честное слово, они тоже не худо сконструировали… Даже сравнительно хорошо… Летать можно…
— Знаю, — сказал он насмешливо и снова посмотрел на меня. — Ну, а твой Северный полюс?
Я опустил глаза:
— Слышал, что какой-то Пири достиг его… Честное слово, у меня как-то не хватило на это времени… Ты просто ошибался. Всего не объять… Я хотел в университет и…
— Угу, — промычал он.
И снова:
— Ну, а где же твоя свободная Венгрия?
— Извини меня… но ты действительно очень странный… Мы все трудимся… Я тоже… Это не делается так быстро… Для того чтобы просто жить, надо…
И я доверительно продолжал:
— Но я все-таки стремился кое-чего достичь… из того, что обещал тебе… Вот писал… И довольно успешно… Посмотри на афиши… Мое имя известно… Я достиг славы, как ты и хотел… и люди уважают меня… Видишь, написал несколько книжек… ведь ты об этом тоже мечтал… Взгляни, вот одна из них… Это совсем не худо!..
Нервным жестом я вынул из кармана сборник своих новелл и показал ему.
— Почитай… Неплохо…
Он только мельком покосился на книгу, но не взял ее.
— Да-да, я уже видел ее… — скупо произнес он. — Все это, конечно, неплохо…
Он замолчал, ушел в себя, невидяще глядя вдаль, мимо меня… Я хотел еще что-то ему сказать, объяснить ему, как он молод и неопытен, но тут смутно вспомнил, что, когда он задумывается, его нельзя отвлекать. Неожиданно я подумал о жене и заторопился.
— Слушай, — сказал я, — пойдем: я представлю тебя своей супруге. О, ты будешь доволен. Она очень красива, умна и привлекательна… Я завоевал ее… Она меня любит… Видишь, я кое-чего добился в жизни, как ты и хотел.
В его взгляде блеснула ирония.
— Ты завоевал! — проговорил он. — И еще гордишься этим? Какое единоборство!.. Дуб боролся с вьюном и попобедил: вьюн обвил его ствол…
Я нахмурился.
— Ты глуп. Ты дитя. Все эти парадоксы… Ты неправ. Прав я. Я уже не мальчик и знаю жизнь. А ты что знаешь о жизни? Да над тобой все будут смеяться!
Он шагнул ко мне и посмотрел прямо в глаза. Я увидел его густые каштановые волосы.
— Я не хотел узнавать жизнь… Я хотел, чтобы жизнь меня узнала… Да, правда, надо мной могут смеяться, и ты не желал, чтобы из-за меня смеялись и над тобой… Но ты сам отлично знаешь… взгляни-ка мне в глаза! Посмеешь взглянуть мне в глаза? — да, ты знаешь, что смешон и ничтожен ты… И ты несчастен, ты-никто… Взгляни мне в глаза.
Я отвернулся, мне было так не по себе!.. Он медленно отошел от меня и, ни разу не обернувшись, стал удаляться…
Спустя несколько минут я зачем-то окликнул его:
— Куда же ты? Постой…
Но он не оглядывался. Я только услышал издали его слова:
— Знай, это была наша последняя встреча… И, если в тебе хоть что-то осталось от меня, обмакни перо в зарево заката и напиши для всех… напиши об этой встрече… И напиши, как я ушел от тебя, — гордый и свободный…
Последние слова донеслись до меня издалека, когда силуэт юноши на расстоянии стал совсем уже нечетким… Потом он расплылся, исчез.
У моей жены истощилось терпение.
— Кто был этот молодой человек? — спросила она, догнав меня.
— Так, один мой старый знакомый, — ответил я ей в замешательстве. Милый, мальчик…
— Да, — согласилась жена с некоторой иронией. — Только он дурно воспитан. Почему он не представился? Но знаешь, чем-то он похож на тебя.
Потом мы зашли в кафе. Мое плохое настроение постепенно рассеивалось.
— А сюжет неплох, — говорил я себе, веселея. — Из него новелла может получиться!.. Только кое-что сократить и подать сатирически… Как раз сегодня вторник, и мне надо что-то дать в газету.
Я попросил бумаги и недолго думая написал заголовок рассказа: «Встреча с молодым человеком»…
И только в сердце отчего-то покалывало, и оно начинало вдруг колотиться-торопливо и суматошно…
Встреча с молодым человеком. Фридеш Каринти
Настроение у меня было превосходное, я позабыл обо всех неприятностях, с наслаждением закурил сигару, и мы с женой зашагали по улице Андраши. И моя милая, славная жена улыбалась мне из-под своей вуалетки…
С молодым человеком мы встретились на набережной, часов в шесть вечера. Он прошел мимо нас, когда уже смеркалось, и я не сразу обратил на него внимание. Он был уже шагов на двадцать впереди, когда попал вдруг в поле моего зрения, и я сразу смолк и почувствовал какое-то неясное беспокойство. Контур лица юноши на фоне белой баржи был виден отчетливо, но все-таки мне кажется, я узнал его прежде всего по походке.
Костюм его был немного помят и обтрепан. В руке он держал толстую тетрадь. Ему было лет семнадцать или восемнадцать…
Я колебался, не решаясь поверить своим глазам…
Хотел было повернуть назад, но в груди вдруг что-то пронзительно кольнуло и сердце застучало так торопливо, что пришлось остановиться. Я увидел, как он поднял руку и некоторое время держал ее перед собой. О, это была та самая рука, вне сомнений, я даже увидел на ней старый шрам-он напоминал о том, как я упал и расшибся на уроке гимнастики…
Жена с удивлением посмотрела на меня, и я пробормотал:
— Прошу тебя… подожди… мне надо поговорить с этим молодым человеком.
И я поспешил за ним. Затем снова пошел медленнее. Уже смеркалось. Молодой человек не оборачивался. Он спокойно продолжал шагать, потом остановился у пристани и стал глядеть на тихий Дунай, на далекие горы… Я почувствовал страшное замешательство и откашлялся. Стал рядом с ним, чтобы обратить на себя внимание. Искоса я поглядывал на его губы, которые были ярче и тоньше, чем у меня сейчас. Глаза его показались мне светлее моих, а взгляд — глубже. Да, это был он. И эта тетрадь в руке, эта старая тетрадь, которую я в свое время спрятал на самое дно ящика и забыл о ней… Я был сильно взволнован.
— Ты… не узнаешь меня? — наконец спросил я тихо.
— Узнаю, — сказал он, не оборачиваясь.
Я смущенно помолчал. Потом стал стыдить себя: смешно, перед каким-то восемнадцатилетним сопляком! Конечно, встреча необычная, но разве можно так теряться? Надо держаться с достоинством. Пусть он передо мной робеет…
— А я сразу тебя узнал, — сказал я громко и бодро. — Сразу, как только увидел.
— Знаю, — ответил он.
— Почему же ты не подошел? Разве тебе… не любопытно?
Он не ответил.
Я почувствовал неловкость.
— Ну хорошо, я знаю, ты горд и независим. Но, видишь ли, это мало что дает… Поверь мне, я убедился, что это никому не нужно… Сейчас я тебе объясню… Да ты сам скоро убедишься, что я не мог оставаться таким гордым и независимым… Видишь ли… Почему ты не смотришь на меня?.. Гляди, я отпустил усы… Как-никак мне двадцать шесть… Ты какой-то странный. Ты что, недоволен мной?
Он молчал. Только губы у него скривились.
— Эх, — сказал я. — Великолепное молчание! Да, да, я помню… Ну, а дальше что? Ведь гордым молчанием не проживешь. Ты меня упрекаешь? Нет, право, твое гордое молчание не такое уж гордое… Что в нем толку? Ты осунулся, братец, пообносился… Извини, но в таком костюме я бы все-таки постеснялся, знаешь ли… выходить на люди. Ну как же дошло до этого? Расскажи, я тебе помогу!
Только теперь он взглянул на меня в первый раз. Он смотрел в упор, прямо в глаза. И опять отвернулся.
— Ты много болтаешь, — произнес он сухо.
Я обиделся.
— О, конечно! Ты считаешь образцом себя. Да, я много говорю, потому что мне есть чему научить тебя, понимаешь? Просто я старше тебя… и с тех пор многое увидел… многое испытал… Ты ведь еще ребенок. Что ты понимаешь в жизни?
Неожиданно голос у меня дрогнул, я опустил голову и смущенно улыбнулся. Потом тоже смущенно махнул рукой и, продолжая натянуто улыбаться, прошептал.
— Что поделаешь, друг мой!.. То, о чем ты мечтал, невозможно. Поверь мне, прошу тебя, — невозможно… Я пытался… но это было недостижимо…
Он резко повернулся ко мне. Губы его были презрительно сжаты, и взгляд дышал ненавистью.
— Где твой аэроплан? — спросил он хрипло.
Я пробормотал:
— Но… его все-таки изобрели… Фарман, братья Райт… Правда, я еще не видел… Но, честное слово, они тоже не худо сконструировали… Даже сравнительно хорошо… Летать можно…
— Знаю, — сказал он насмешливо и снова посмотрел на меня. — Ну, а твой Северный полюс?
Я опустил глаза:
— Слышал, что какой-то Пири достиг его… Честное слово, у меня как-то не хватило на это времени… Ты просто ошибался. Всего не объять… Я хотел в университет и…
— Угу, — промычал он.
И снова:
— Ну, а где же твоя свободная Венгрия?
— Извини меня… но ты действительно очень странный… Мы все трудимся… Я тоже… Это не делается так быстро… Для того чтобы просто жить, надо…
И я доверительно продолжал:
— Но я все-таки стремился кое-чего достичь… из того, что обещал тебе… Вот писал… И довольно успешно… Посмотри на афиши… Мое имя известно… Я достиг славы, как ты и хотел… и люди уважают меня… Видишь, написал несколько книжек… ведь ты об этом тоже мечтал… Взгляни, вот одна из них… Это совсем не худо!..
Нервным жестом я вынул из кармана сборник своих новелл и показал ему.
— Почитай… Неплохо…
Он только мельком покосился на книгу, но не взял ее.
— Да-да, я уже видел ее… — скупо произнес он. — Все это, конечно, неплохо…
Он замолчал, ушел в себя, невидяще глядя вдаль, мимо меня… Я хотел еще что-то ему сказать, объяснить ему, как он молод и неопытен, но тут смутно вспомнил, что, когда он задумывается, его нельзя отвлекать. Неожиданно я подумал о жене и заторопился.
— Слушай, — сказал я, — пойдем: я представлю тебя своей супруге. О, ты будешь доволен. Она очень красива, умна и привлекательна… Я завоевал ее… Она меня любит… Видишь, я кое-чего добился в жизни, как ты и хотел.
В его взгляде блеснула ирония.
— Ты завоевал! — проговорил он. — И еще гордишься этим? Какое единоборство!.. Дуб боролся с вьюном и попобедил: вьюн обвил его ствол…
Я нахмурился.
— Ты глуп. Ты дитя. Все эти парадоксы… Ты неправ. Прав я. Я уже не мальчик и знаю жизнь. А ты что знаешь о жизни? Да над тобой все будут смеяться!
Он шагнул ко мне и посмотрел прямо в глаза. Я увидел его густые каштановые волосы.
— Я не хотел узнавать жизнь… Я хотел, чтобы жизнь меня узнала… Да, правда, надо мной могут смеяться, и ты не желал, чтобы из-за меня смеялись и над тобой… Но ты сам отлично знаешь… взгляни-ка мне в глаза! Посмеешь взглянуть мне в глаза? — да, ты знаешь, что смешон и ничтожен ты… И ты несчастен, ты-никто… Взгляни мне в глаза.
Я отвернулся, мне было так не по себе!.. Он медленно отошел от меня и, ни разу не обернувшись, стал удаляться…
Спустя несколько минут я зачем-то окликнул его:
— Куда же ты? Постой…
Но он не оглядывался. Я только услышал издали его слова:
— Знай, это была наша последняя встреча… И, если в тебе хоть что-то осталось от меня, обмакни перо в зарево заката и напиши для всех… напиши об этой встрече… И напиши, как я ушел от тебя, — гордый и свободный…
Последние слова донеслись до меня издалека, когда силуэт юноши на расстоянии стал совсем уже нечетким… Потом он расплылся, исчез.
У моей жены истощилось терпение.
— Кто был этот молодой человек? — спросила она, догнав меня.
— Так, один мой старый знакомый, — ответил я ей в замешательстве. Милый, мальчик…
— Да, — согласилась жена с некоторой иронией. — Только он дурно воспитан. Почему он не представился? Но знаешь, чем-то он похож на тебя.
Потом мы зашли в кафе. Мое плохое настроение постепенно рассеивалось.
— А сюжет неплох, — говорил я себе, веселея. — Из него новелла может получиться!.. Только кое-что сократить и подать сатирически… Как раз сегодня вторник, и мне надо что-то дать в газету.
Я попросил бумаги и недолго думая написал заголовок рассказа: «Встреча с молодым человеком»…
И только в сердце отчего-то покалывало, и оно начинало вдруг колотиться-торопливо и суматошно…