— Мы к тебе, батюшка, в рассуждении вот чего… Просто, можно сказать, по частному делу.
Ктитор Афанасий Иванович спрятал глаза, оттопырил палец в сторону коренастого, в матросском бушлате. Коренастый расправил усы, блеснул разноцветным перстнем на волосатой руке, сказал весело:
— Разговор наш будет короткий. Без обману… Отбросим эти буржуазные каперации. Извиняюсь…
— Что ж, — отозвался отец Василий, покряхтывая. — Отбросим… Это ничего. Это можно… Чайку, может, выкушаете?
— Извиняюсь… Будем держаться ближе к теме. Чай от нас не уйдёт. Вы разрешите предложить вам некоторые запросы?
Ктитор снова забегал глазами, закашлял, выжидающе подвинулся к матросскому бушлату:
— Тянешь…
— Будем говорить прямо, — сказал коренастый. — Как все наши граждане вас очень уважают и как сам я, на памяти, в вашем приходском обучался, желательно нам вас теперича спросить, будете ли вы нонешний праздник обман культивировать или, по долгу гражданскому, откровенно откажетесь? Потому, скажем прямо, живут у вас серо. А как я сейчас из столицы…
— Это какой же обман? — спросил отец Василий, покряхтывая.
— Обыкновенно какой… Ну заутрени эти. Ходы там, херугви… Одним словом — попизм. Мы тоже достаточно понимаем, что и вам тоже есть-пить надо, и к месту вас определим. А уж вы у нас, первого числа, почётным гостем. Слово вам предоставим. И можете вы всё по совести высказать. «Так, мол, и так… Был, мол, обязан старым режимом. А теперь, как друг народа, по совести каюсь, вводил вас в обман. И, заместь Бога и прочих обманов, буду служить народу по силе возможностей…» Вот вы теперича креститесь, а кому?..
Отец Василий затряс бородой, зашептал. Повернулся в угол, к киоту.
— Кому вы ваше прошение направляете? Где он, ваш Бог? Будем говорить прямо. Были и мы с отрядом в церквах. Под купол лазили. И никаких Богов не видели. Железо да краска. А между прочим, в Евангелии вашем прописано, будто бы Бог на иконе живёт. С бородой, с усами. Заплати пятачок за свечку, Бога увидишь… Как же — не так?.. Это вы, батюшка, оставьте! В книжке-то вашей церковной что написано?.. Да, хочь в этой? А ну?
Отец Василий щёлкнул застёжками, любовно смахнул пылинки с линялого бархата, отозвался:
— От Иоанна Святое Благовествование… Стих осьмнадцатый первой главы: «Бога не видел никто никогда. Единородный Сын, сущий в недре Отчем. Он явил…»
— Никода-а?.. Нет-с, позвольте! Извиняюсь… Да вы не волнуйтесь, не съем… «Никто, никогда…» Гм?! «Явил…» Как же можно явить, чего нет? Разве не обман?.. А вот дальше: «и многих чудес и знамения». Ну, позвольте же вас спросить! Ведь это у вас в вашей серости, за пятьсот вёрст от железной дороги, «чудеса». А в городе, у которых сознательные… Те давно эту механику произошли. И, скажу прямо, как я сам по минному делу и достаточно определённо знаю, что под всеми этими чудесами только простое электричество. Вот, ежели желаете знать…
Отец Василий пожевал, поморгал выцветшими глазами. Спросил, тряхнув бородкой:
— Гм… Ты того… ты видал электричество?
— Странный вопрос… Надо думать — видал… Но только не на минах. Мы и в искровой команде проходили. Что-с? Ну да — искра? Что она такое? Очень просто — накаление воздуха. И накаливает, опять же, электричество, а не чудо. Очень просто… Бежит, значит, по проводам… То, что бежит?.. Этого, положим, не видал, но, опять же… Позвольте…
Отец Василий пошелестел листками. Проскандировал вдумчиво:
— «Подлинно суетны те, кои, взирая на дела, не познали Виновника». Это Премудрости книги Соломоновой… Тринадцатая глава.
— Батюшка, — вмешался ктитор, — отец Василий! Не взыщи и с меня. Время, сам знаешь… Мятутся умы. Как подлежит понимать? Вон этот давеча афишку казал. Пропечатано: священные книги — обман. Дескать, враг разума — Святое Писание… Это как понимать? Без разума, стало быть, жить?..
— Отнюдь, — отец Василий покачал седой головой. — Отнюдь… Ты прислушайся: «Премудрость… Я предпочёл её скипетрам и престолам… И богатство почитал за ничто перед нею…» Сей же книги седьмая глава: «Драгоценного камня я не сравнил бы с нею. Премудрость истинно художница всего…»
— Те-те-те… Э… Позвольте… Это вы дяденьку Афанасия Ивановича смутили. Не меня. Извиняюсь… Соломон-то кто был? Еврей? Это мы и без вашего знаем, что евреи — премудрая нация. А вот после… Христа… Христианство-то ваше премудрость не отменяет? Чего-с? Яко-како… Слыхали… Веруй, дескать, не рассуждай! Не-ет. Это уже надо оставить. Мы хоть и с уважением к вам, а… напрасно. Мы теперича тоже не дети — свободные граждане.
Отец Василий перегнул корешок, вынул расшитую закладку. Перекрестился. Внезапно возвысил по-церковному голос:
— Господа нашего Иисуса Христа Святого Апостола Павла чтение. К Коринфянам послание. «Братие! Не будьте дети умом! На злое будьте младенцы! А по уму будьте совершеннолетними…» — Пожевал, потряс бородой и прибавил: — А касаемо свободы… К Галатам тот же Апостол шлёт некое увещевание: «К свободе призваны, братие только бы свобода не была поводом к угождению плоти…» Может быть, с собой возьмёте? Почитаете?..
— Чего-с?.. Это нам ни к чему. Бог с ней, с вашей премудростью. Конечно, дяденьке, с ихней приверженностью к попизму, вам легко поддаться. Не я-с! Извиняюсь… Мы в этой книжице вашей пищи себе не найдём-с. Да-с… Вот бы ежели… Вот ежели бы на моё мне ответили. На что? Да хоть бы вот на что… — Коренастый внезапно привстал, потянувшись через стол, постучал по Библии пальцами в перстнях. Сказал, снизив голос до шёпота: — Поп! Ты мне вот что скажи: есть в твоей книге про это?.. Как твово Мишку осенью в воду кидали, я ведь… рядом стоял… А может, это и я… Чего уж… Ты мне вот что скажи… Что про это прописано?..
Отец Василий испуганно дёрнул бородой. Уронил седую, опутанную космами, морщинистую голову. Внезапно взмахнул мокрыми ресницами, открыл просиявшие под влагой глаза.
— Сказано… Есть… Прописано… «Не праведников пришёл спасти, но грешников. Сего ради… Заповедь новую даю вам: любите друг друга». Да-да-да… — закивал головой и замахал вдогонку круто повернувшемуся к двери матросу. — К Галатам… К Галатам… прописано ещё… Да-да-да… «О, если бы удалены были смущающие вас!..»
Частное дело. Александр Барченко
— Мы к тебе, батюшка, в рассуждении вот чего… Просто, можно сказать, по частному делу.
Ктитор Афанасий Иванович спрятал глаза, оттопырил палец в сторону коренастого, в матросском бушлате. Коренастый расправил усы, блеснул разноцветным перстнем на волосатой руке, сказал весело:
— Разговор наш будет короткий. Без обману… Отбросим эти буржуазные каперации. Извиняюсь…
— Что ж, — отозвался отец Василий, покряхтывая. — Отбросим… Это ничего. Это можно… Чайку, может, выкушаете?
— Извиняюсь… Будем держаться ближе к теме. Чай от нас не уйдёт. Вы разрешите предложить вам некоторые запросы?
— Предлагайте, батюшка, предлагайте… Анисья! Охлопочи-ка, мать, самоварчик!
Ктитор снова забегал глазами, закашлял, выжидающе подвинулся к матросскому бушлату:
— Тянешь…
— Будем говорить прямо, — сказал коренастый. — Как все наши граждане вас очень уважают и как сам я, на памяти, в вашем приходском обучался, желательно нам вас теперича спросить, будете ли вы нонешний праздник обман культивировать или, по долгу гражданскому, откровенно откажетесь? Потому, скажем прямо, живут у вас серо. А как я сейчас из столицы…
— Это какой же обман? — спросил отец Василий, покряхтывая.
— Обыкновенно какой… Ну заутрени эти. Ходы там, херугви… Одним словом — попизм. Мы тоже достаточно понимаем, что и вам тоже есть-пить надо, и к месту вас определим. А уж вы у нас, первого числа, почётным гостем. Слово вам предоставим. И можете вы всё по совести высказать. «Так, мол, и так… Был, мол, обязан старым режимом. А теперь, как друг народа, по совести каюсь, вводил вас в обман. И, заместь Бога и прочих обманов, буду служить народу по силе возможностей…» Вот вы теперича креститесь, а кому?..
Отец Василий затряс бородой, зашептал. Повернулся в угол, к киоту.
— Кому вы ваше прошение направляете? Где он, ваш Бог? Будем говорить прямо. Были и мы с отрядом в церквах. Под купол лазили. И никаких Богов не видели. Железо да краска. А между прочим, в Евангелии вашем прописано, будто бы Бог на иконе живёт. С бородой, с усами. Заплати пятачок за свечку, Бога увидишь… Как же — не так?.. Это вы, батюшка, оставьте! В книжке-то вашей церковной что написано?.. Да, хочь в этой? А ну?
Отец Василий щёлкнул застёжками, любовно смахнул пылинки с линялого бархата, отозвался:
— От Иоанна Святое Благовествование… Стих осьмнадцатый первой главы: «Бога не видел никто никогда. Единородный Сын, сущий в недре Отчем. Он явил…»
— Никода-а?.. Нет-с, позвольте! Извиняюсь… Да вы не волнуйтесь, не съем… «Никто, никогда…» Гм?! «Явил…» Как же можно явить, чего нет? Разве не обман?.. А вот дальше: «и многих чудес и знамения». Ну, позвольте же вас спросить! Ведь это у вас в вашей серости, за пятьсот вёрст от железной дороги, «чудеса». А в городе, у которых сознательные… Те давно эту механику произошли. И, скажу прямо, как я сам по минному делу и достаточно определённо знаю, что под всеми этими чудесами только простое электричество. Вот, ежели желаете знать…
Отец Василий пожевал, поморгал выцветшими глазами. Спросил, тряхнув бородкой:
— Гм… Ты того… ты видал электричество?
— Странный вопрос… Надо думать — видал… Но только не на минах. Мы и в искровой команде проходили. Что-с? Ну да — искра? Что она такое? Очень просто — накаление воздуха. И накаливает, опять же, электричество, а не чудо. Очень просто… Бежит, значит, по проводам… То, что бежит?.. Этого, положим, не видал, но, опять же… Позвольте…
Отец Василий пошелестел листками. Проскандировал вдумчиво:
— «Подлинно суетны те, кои, взирая на дела, не познали Виновника». Это Премудрости книги Соломоновой… Тринадцатая глава.
— Батюшка, — вмешался ктитор, — отец Василий! Не взыщи и с меня. Время, сам знаешь… Мятутся умы. Как подлежит понимать? Вон этот давеча афишку казал. Пропечатано: священные книги — обман. Дескать, враг разума — Святое Писание… Это как понимать? Без разума, стало быть, жить?..
— Отнюдь, — отец Василий покачал седой головой. — Отнюдь… Ты прислушайся: «Премудрость… Я предпочёл её скипетрам и престолам… И богатство почитал за ничто перед нею…» Сей же книги седьмая глава: «Драгоценного камня я не сравнил бы с нею. Премудрость истинно художница всего…»
— Те-те-те… Э… Позвольте… Это вы дяденьку Афанасия Ивановича смутили. Не меня. Извиняюсь… Соломон-то кто был? Еврей? Это мы и без вашего знаем, что евреи — премудрая нация. А вот после… Христа… Христианство-то ваше премудрость не отменяет? Чего-с? Яко-како… Слыхали… Веруй, дескать, не рассуждай! Не-ет. Это уже надо оставить. Мы хоть и с уважением к вам, а… напрасно. Мы теперича тоже не дети — свободные граждане.
Отец Василий перегнул корешок, вынул расшитую закладку. Перекрестился. Внезапно возвысил по-церковному голос:
— Господа нашего Иисуса Христа Святого Апостола Павла чтение. К Коринфянам послание. «Братие! Не будьте дети умом! На злое будьте младенцы! А по уму будьте совершеннолетними…» — Пожевал, потряс бородой и прибавил: — А касаемо свободы… К Галатам тот же Апостол шлёт некое увещевание: «К свободе призваны, братие только бы свобода не была поводом к угождению плоти…» Может быть, с собой возьмёте? Почитаете?..
— Чего-с?.. Это нам ни к чему. Бог с ней, с вашей премудростью. Конечно, дяденьке, с ихней приверженностью к попизму, вам легко поддаться. Не я-с! Извиняюсь… Мы в этой книжице вашей пищи себе не найдём-с. Да-с… Вот бы ежели… Вот ежели бы на моё мне ответили. На что? Да хоть бы вот на что… — Коренастый внезапно привстал, потянувшись через стол, постучал по Библии пальцами в перстнях. Сказал, снизив голос до шёпота: — Поп! Ты мне вот что скажи: есть в твоей книге про это?.. Как твово Мишку осенью в воду кидали, я ведь… рядом стоял… А может, это и я… Чего уж… Ты мне вот что скажи… Что про это прописано?..
Отец Василий испуганно дёрнул бородой. Уронил седую, опутанную космами, морщинистую голову. Внезапно взмахнул мокрыми ресницами, открыл просиявшие под влагой глаза.
— Сказано… Есть… Прописано… «Не праведников пришёл спасти, но грешников. Сего ради… Заповедь новую даю вам: любите друг друга». Да-да-да… — закивал головой и замахал вдогонку круто повернувшемуся к двери матросу. — К Галатам… К Галатам… прописано ещё… Да-да-да… «О, если бы удалены были смущающие вас!..»
1918