Когда в семье Рамшундора Миттро, уже имевшего пятерых сыновей, родилась дочь, счастливые родители назвали ее Нирупома. Это светское имя до сих пор не встречалось в роду Рамшундора. Детей здесь чаще всего нарекали именами богов — Ганеша, Картика или Парвати.
Прошло время, и Нирупома стала невестой. Отец начал подыскивать ей жениха, но никак не мог найти подходящего. Наконец нашел. Это был единственный сын райбахадура. Когда-то райбахадур был богат, однако со временем солидный капитал, доставшийся ему в наследство от предков, изрядно поубавился. Но это не смущало Рамшундора: главное — райбахадур был знатного рода.
Отец жениха потребовал в приданое десять тысяч рупий и в придачу много других вещей. Рамшундор, не подумав как следует, согласился, лишь бы не упустить столь родовитого жениха.
Однако собрать нужную сумму оказалось не так-то легко. Хотя Рамшундор продал и заложил все, что только мог, ему не хватало около семи тысяч рупий. А день свадьбы все приближался и наконец наступил. В последний момент нашелся было человек, который под огромные проценты согласился ссудить Рамшундору недостающую сумму, но и тот неожиданно раздумал.
И вот во время свадебного обряда началась перебранка. Напрасно Рамшундор умолял райбахадура подождать с уплатой.
— Пусть свершится благое дело, — говорил он. – А долг я непременно отдам.
— Нет, — упорствовал райбахадур. — Пока я не получу всех денег, моему сыну нечего здесь делать!
В этот момент на женской половине дома кто-то горько заплакал. Там находилась главная виновница всех неприятностей. На нее уже надели красное чели и украшения, на лоб нанесли рисунок сандаловой пастой, и теперь она ожидала решения своей участи. Нельзя сказать, чтобы это происшествие вызвало у нее чувство нежной привязанности и глубокого уважения к будущим родственникам.
К счастью, все уладилось. Неожиданно жених отказался подчиниться отцу и заявил:
— Не понимаю, к чему вся эта торговля. Я пришел жениться — и женюсь!
— Вы только подумайте! Вот как ведет себя нынешняя молодежь! — пожаловался отец, когда дело приняло такой оборот.
— А все потому, что никто их больше не учит пиастрам и правилам поведения! — поддакнул кто-то из стариков.
Столь ядовитые плоды современного воспитания, от которых, видимо, вкусил и его сын, вконец расстроили райбахадура, и свадьба прошла грустно.
Расставаясь с дочерью, Рамшундор крепко прижал ее к своей груди, и на глазах у него показались слезы.
— Папа, неужели мне не позволят бывать у тебя? — спросила Ниру.
— Почему же? Я сам буду заходить за тобой, — успокаивал ее отец.
Рамшундор сдержал слово — он часто навещал дочь. Но новые родственники не очень-то церемонились с ним. Даже слуги в этом доме — и те смотрели на него свысока. Лишь изредка удавалось ему поговорить с Ниру с глазу на глаз. Да и то всего лишь несколько минут и к тому же не на женской половине: туда его не пускали.
Не мог Рамшундор терпеть и дальше унижения, которым подвергали его в этом доме. «Ничего не пожалею, а деньги отдам!» — говорил он себе. Однако долги давили на него тяжким бременем. Пришлось сократить до минимума даже самые необходимые расходы и прибегать ко всяким уловкам, чтобы не попадаться на глаза кредиторам.
Между тем жизнь Ниру в доме свекра с каждым днем становилась безрадостней. Стоило кому-нибудь непочтительно отозваться о ее семье, а это случалось довольно часто, как она запиралась в своей комнате и горько плакала. Но больше всего доставалось ей от свекрови. Бывало, скажет кто-нибудь о Ниру:
— Какая красивая — глаз не отведешь!
А свекровь презрительно фыркнет:
— Тоже нашли красавицу! Так же хороша, как вся их семейка! Никто не заботился о Ниру, и если какая-нибудь сердобольная соседка замечала, что Ниру плохо одета или похудела, свекровь сразу же ее обрывала:
— За такое приданое и это хорошо!
Иными словами, было бы приданое все целиком — и обращение было бы другое. Все в доме считали, что Нирупома обманом вошла в их семью, не имея на то никакого права.
Очевидно, до Рамшундора доходили слухи о том, как издеваются над его дочерью. Поэтому в конце концов он решил продать свой дом.
«Буду платить новому владельцу арендную плату, а сам с семейством останусь в этом доме», — думал он, но ни с кем не делился своими планами, полагая, что при помощи такой простой уловки ему удастся до самой смерти скрыть продажу дома от сыновей. Однако они узнали об этом, начались рыдания, скандалы. Особенно возражали трое старших, у которых уже были дети. Натиск был слишком силен — пришлось Рамшундору отказаться от своей затеи.
Тогда Рамшундор снова начал занимать деньги под высокие проценты у кого только мог. И вот настал день, когда оказалось, что семье Рамшундора не на что жить.
В те редкие минуты, когда Ниру встречалась с отцом, его осунувшееся лицо, поседевшие волосы, удрученный вид и вымученная улыбка ясно говорили ей о нужде и тяжелых заботах. Чувствуя себя виноватым перед дочерью, Рамшундор безуспешно пытался скрыть от нее свою боль. Ниру понимала все.
Всей душой желала она побыть несколько дней в доме отца, чтобы хоть как-нибудь утешить его страдающее сердце. Она чувствовала, что не может больше оставаться вдали от него.
— Отец, возьми меня домой! — попросила она как-то.
— Хорошо, — согласился Рамшундор.
Но как мог он это сделать? Ведь в семье зятя он ничего не значил. Даже для того, чтобы просто повидаться с дочерью, Рамшундор был вынужден всякий раз испрашивать особое разрешение, будто за те деньги, которые он должен был райбахадуру, продал свои отцовские права. Однако отказать Ниру в ее просьбе у отца не хватило духу, и он снова стал раздобывать деньги.
Лучше не рассказывать о том, сколько унижений, оскорблений и мучительного стыда довелось ему испытать, прежде чем он собрал три тысячи рупий. Лишь после этого Рамшундор решился изложить свою просьбу райбахадуру.
Рамшундор аккуратно обернул банковые билеты платком, завязал их в край чадора и отправился в дом свата. Принужденно улыбаясь, он вначале завел разговор о последних новостях. Обстоятельно поведал о крупной краже у Хорекришно; похвалил Нобинмадхоба, поругал его брата Радхамадхоба; передал различные слухи о новой эпидемии, которая началась в городе. Затем отложил в сторону хукку и как бы невзначай сказал:
— Да, свояк, ведь я тебе должен, каждый день собираюсь отдать, да все забываю. Старею, видно…
После столь длинного предисловия Рамшундор небрежно вынул три банковых билета по тысяче рупий. Однако райбахадур презрительно расхохотался.
— Стану я пачкаться с такой мелочью, оставь ее себе, сват, мне она не нужна.
Обескураженный Рамшундор не решился попросить, чтобы дочь его отпустили домой, только подумал: «О всевышний! И зачем я так робею перед ними!»
Он долго молчал, но наконец все же осмелился изложить свою просьбу.
— Нет, сейчас нельзя! — отрезал райбахадур и, не считая нужным хоть как-то объяснить свой отказ, ушел по делам.
Дрожащими руками Рамшундор завязал в чадор банковые билеты и вернулся домой, так и не повидавшись с дочерью. Он дал себе слово, что не переступит порога этого дома до тех пор, пока не выплатит всех денег и не будет вправе потребовать, чтобы его дочери разрешили хоть изредка появляться в доме отца.
Шло время, Нирупома не раз посылала за отцом, но он не приходил. В конце концов она обиделась и не стала больше звать его. Рамшундор невыносимо страдал, но в доме свата по-прежнему не показывался.
Наступил ашшин. И Рамшундор сказал себе:
— Я приведу Ниру на праздник Дурги, или… И он дал самую страшную клятву.
На пятый или шестой день ашшина старик завязал в чадор банковые билеты и уже совсем собрался идти, когда к нему подбежал пятилетний внук и спросил:
— Дедушка! Ты идешь покупать мне коляску? Мальчик давно мечтал покататься в коляске. Затем подошла внучка, которая была всего на год старше малыша, и обиженно сказала, что ей не в чем пойти в гости на праздник.
Рамшундор курил трубку за трубкой и горестно вздыхал, думая о том, что во время праздника его невесткам придется идти к райбахадуру в жалких нарядах и украшениях, словно они самые последние бедняки. Но сколько он ни думал, ничего придумать не мог — только морщины на лбу стали глубже.
Когда старик вошел в дом райбахадура, на душе у него было очень тяжело, в его ушах еще звучали плач внучат и мольбы сыновей. На этот раз Рамшундор уже не ощущал робости. Он шел как по собственному дому и не опускал униженно глаз под взглядами привратников и слуг. Самого райбахадура дома не оказалось, и Рамшундору велели подождать. Не в силах сдержать волнения, он прошел к дочери. От радости у обоих из глаз полились слезы. Плакал отец, плакала дочь, некоторое время они не могли произнести ни слова. Наконец Рамшундор сказал:
— Теперь я возьму тебя на праздник, дочка, и никто мне не запретит!
Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вошел старший сын Рамшундора со своими детьми.
— Отец, ты что — собираешься по миру нас пустить?
Рамшундор вспыхнул.
— Что же, из-за вас я должен в ад идти? Вы хотите, чтоб я стал клятвопреступником!
Оказалось, что старик снова надумал продавать дом и принял целый ряд предосторожностей, чтобы сыновья не узнали. Но каким-то образом это до них дошло. Рамшундор был вне себя от негодования.
А тут еще внук подошел и, прижавшись к нему, пролепетал:
— Дедушка, ты не купил мне коляску?
Рамшундор опустил голову. Не получив ответа, мальчик подбежал к Ниру.
— Тетенька, ты купишь мне коляску?
Этого было достаточно. Нирупома все поняла.
— Отец, если ты дашь свекру еще хоть пайсу, ты меня больше не увидишь, я это твердо решила, — сказала она.
— Не надо так говорить, — возразил Рамшундор. — Ведь этот долг — позор и для меня, и для тебя!
— А по-моему, позорно платить эти деньги! Разве твою дочь нельзя уважать просто так, без денег?! Я не кошелек, который ценят лишь до тех пор, пока в нем есть деньги! Нет, отец, не обижай меня! Да муж вовсе и не требует, чтобы ты платил!
— Но ведь иначе они никогда не пустят тебя домой, дочка.
— Что ж поделаешь, пусть не пускают. И не проси их больше об этом!
Дрожащими руками Рамшундор перекинул через плечо край чадора с завязанными в нем деньгами. Домой он возвращался, точно вор, избегая взглядов встречных.
Однако то, что произошло в комнате Виру, не осталось тайной. Любопытная служанка все подслушала и сообщила своему хозяину. Гневу райбахадура не было границ!
Отныне пребывание в доме свекра превратилось для Нирупомы в настоящую пытку. Безрадостное положение молодой женщины отягощалось еще тем, что вскоре после свадьбы ее муж получил должность помощника судьи и уехал в другую местность. Встречаться с отцом и родными ей совсем запретили: нечего, мол, набираться дурных привычек в таком обществе!
Вскоре Ниру тяжело заболела. Но не следует, однако, возлагать вину за это только на свекровь. Ниру сама перестала думать о себе и совсем не обращала внимания на свое здоровье. В холодные дни месяца картик дверь у изголовья ее постели оставалась по ночам открытой; зимой она ходила почти раздетой. Ела плохо и, если служанки забывали принести ей еду, никогда им не напоминала. Молодая женщина привыкла к мысли, что в этом доме она только приживалка и целиком зависит от милости хозяев. Но и это пришлось не по вкусу сварливой супруге райбахадура. Заметив, что Ниру ест с неохотой, она набрасывалась на нее с упреками:
— Подумаешь, богатая наследница! Ей, видите ли, не, но вкусу наша пища.
При всяком удобном случае она говорила:
— Посмотрите-ка на нее, полюбуйтесь — вся высохла, точно щепка.
Ниру чувствовала себя все хуже и хуже, но свекровь заявляла, что все это притворство.
Наконец настал день, когда Ниру с мольбой в голосе обратилась к свекрови:
— Мать, позволь мне хоть раз взглянуть на отца и братьев!
— Опять за свое, — услышала она в ответ.
А к вечеру Ниру умерла… В этот день ее впервые осмотрел врач: больше его звать не пришлось.
Зато обряд сожжения был совершен со всею торжественностью — ведь покойница была женой старшего сына! Такого костра, сложенного целиком из сандалового дерева, не видел еще никто в округе. Церемония похорон была обставлена с такой пышностью, что молва о величии райбахадура разнеслась повсюду. Подобную пышность мог разрешить себе разве что лишь райчоудхури, когда во время праздника Дурги бросают в воду изображение богини. Иначе и быть не могло! Ведь покойная принадлежала к дому райбахадура… Говорили, что ради этих похорон райбахадур даже влез в долги.
Рамшундору, стараясь утешить его, наперебой рассказывали, с какой роскошью хоронили его дочь.
Тем временем от помощника судьи пришло письмо.
«Я уже устроился на новом месте, — писал он родителям, — пришлите ко мне жену!»
Супруга райбахадура ответила:
«Сын, мы подыскали тебе другую жену. Бери отпуск и поскорей приезжай домой».
На этот раз райбахадур потребовал в приданое двадцать тысяч рупий и поставил условие: деньги вперед.