Больше всего на свете Марку Грэю нравилось кормить домашнего питона живыми крысами. Питон жил в отдельной комнатке старого дома, в котором проходила холостяцкая жизнь и самого Марка. Каждый раз во время кормёжки он запускал крысу в тесный коридорчик, в конце которого было отверстие. Крыса проходила сквозь узкое пространство в соседнее, ярко освещенное помещение и автоматически захлопывала за собой дверцу.
Она оказывалась наедине с питоном в западне, из которой невозможно было убежать.
Марк с удовольствием слушал ее визг, когда она осознавала опасность, а затем наслаждался звуками сумасшедшей беготни в отчаянных попытках спастись от врага, сопротивляться которому и пытаться не стоило.
Иногда он наблюдал увлекательную сцену сквозь застекленное окошко, но все-таки предпочитал только звуковое сопровождение трагедии, рисуя в своем изображении восхитительные картины: всегда с точки зрения питона.
С началом третьей мировой войны департамент цен забыл установить потолок в стоимости крыс. Ловить их можно было без всяких лицензий. Профессиональных крысоловов брали в армию так же охотно, как и остальных граждан. Крысы стали дефицитом. Вскоре Марку пришлось самому заняться их отловом, но ему нужно было работать, чтобы прокормить себя в скудный военный период. Так что бывали дни, когда питону приходилось голодать.
И вот однажды, рыская по окрестностям, Марк через окно старого, похожего на лабаз, здания высмотрел внутри белых крыс. Он с вожделением уставился туда. И хотя комната едва-едва освещалась экономичными лампами военного времени, он сумел разглядеть, что в ней находится около сотни клеток и в каждой не менее десятка крыс.
Он поспешил к фасаду стоящего в тупике здания. Перед входом он задержался, чтобы перевести дыхание и прочел надпись над дверью: «ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ КЭРРОНА».
Он очутился в полутемных закоулках деловой конторы. По-видимому, здесь все работали в два раза усерднее из-за войны, поэтому прошло немало времени, прежде чем он привлек к себе внимание одной из служащих. Потом последовали еще задержки, когда приходилось сидеть и ждать с мыслью, что про тебя забыли.
Но после всех этих томительных проволочек его, наконец, ввели в кабинет маленького узколицего человека, который назвался Эриком Плоудом и который выслушал просьбу Марка и причины, ее вызвавшие.
Когда Марк рассказывал о своем несчастном голодном питоне, маленький человек взорвался неожиданным смехом. Но глаза его оставались холодными. Спустя мгновение, он оборвал разговор. По-видимому, сделал для себя какие-то выводы.
— Оставьте даже мысль об этом, — проворчал он. — И держитесь подальше от наших крыс. Если мы поймаем вас на хищении подопытных экземпляров, то берегитесь!
Пока эти слова не были произнесены, Марк и не думал становиться крысокрадом. Он не знал других страстей, кроме своеобразной любви к питону, и считался вполне законопослушным гражданином.
Когда Марк вышел из кабинета, Плоуд поспешно послал вслед за ним своего человека. Затем, мрачно улыбаясь, он прошел в помещение с надписью на дверях «Генри Кэррон. Без стука не входить».
— Ну, старый мошенник, — радостно произнес Плоуд, — думаю, нам попался подходящий экземпляр.
— Это хорошо, хотя одного явно недостаточно, — ответил Кэррон. — Но что поделаешь, если нам не выделяют для работы даже военнопленных.
Это замечание заставило Плоуда слегка помрачнеть. По складу своего характера, он во всем видел несправедливое отношение судьбы к своей персоне. В последнее время он часто размышлял: «Бог ты мой, они собираются применить это против миллионной армии ничего не подозревающего врага, а сами, так их растак, не дают подопытного материала из-за какой-то там международной конвенции по военнопленным».
Теперь же он убежденно произнес:
— Полагаю, при некоторой доле воображения его можно признать человеком.
— Так ужасен?
Плоуд, обрисовав Марка и его хобби, закончил:
— Мне кажется, это зависит от точки зрения на всю нашу жизнь. Но я не буду чувствовать себя виноватым, особенно, если он сегодня ночью захочет украсть несколько крыс и попытается забраться к нам. — Он безжалостно улыбнулся. — Можешь ты представить себе что-нибудь более презренное, чем крысокрад?
Генри Кэррон колебался лишь мгновение. Миллионы людей уже погибли в войнах и еще миллионы погибнут. Испытания обязательно надо провести на человеческом экземпляре. Потому что, если дело пойдет насмарку на поле боя, будет потерян эффект неожиданности, и в дальнейшем это приведет к печальным последствиям для всего проекта.
— Только одно учти, — кивнул он. — Против нас не должно быть никаких улик. Действуй.
Этой же ночью Марк подкрадывался к лаборатории и думал, что владельцы тысяч крыс никогда не хватятся недостачи одной-двух штук в неделю или около того. Он очень обрадовался, когда обнаружил открытое окно и никаких признаков охраны.
«Не сомневаюсь, — добродушно думал он, — что трудно найти в военную пору нянек для крыс».
На следующий день он опять наслаждался знакомым визгом крысы, в ужасе дрожащей перед питоном.
К вечеру раздался звонок телефона. Это был Эрик Плоуд.
— Я предупреждал вас, — произнес маленький человек гнусным тоном. — Теперь вы должны понести наказание.
Плоуд почувствовал себя лучше, сделав предупреждение.
— Пусть это будет на его совести, — лицемерно вздохнул он. — Если она у него есть.
Марк презрительно повесил трубку.
— Пусть попробуют доказать.
Ночью ему снилось, что он задыхается. Он проснулся и убедился, что лежит в темноте не на кровати, а на жестком полу. Он стал искать выключатель, но не смог найти. Невдалеке виднелся прямоугольник света. Он направился туда.
Клац! Захлопнулись позади него створки. Он очутился в просторном помещении, большем, чем он когда-либо видел. И все-таки смутно оно показалось ему знакомым. Если бы не размеры, можно было бы сравнить этот зал с комнаткой, где он держал своего питона.
Лежавшая в центре помещения кипа кожаного утиля зашевелилась и двинулась к нему.
Внезапно и ужасающе обрушилась догадка.
Он оказался в положении крысы. Это громадный питон скользит к нему по полу с разинутой пастью.
Сумасшедший вопль Марка Грэя звучал все время, пока он завершал многолетний опыт своеобразного скрашивания своей жизни. Опыт, который он воспринял один и единственный раз с точки зрения крысы.
Змея и крыса. Альфред Элтон Ван Фогт
Больше всего на свете Марку Грэю нравилось кормить домашнего питона живыми крысами. Питон жил в отдельной комнатке старого дома, в котором проходила холостяцкая жизнь и самого Марка. Каждый раз во время кормёжки он запускал крысу в тесный коридорчик, в конце которого было отверстие. Крыса проходила сквозь узкое пространство в соседнее, ярко освещенное помещение и автоматически захлопывала за собой дверцу.
Она оказывалась наедине с питоном в западне, из которой невозможно было убежать.
Марк с удовольствием слушал ее визг, когда она осознавала опасность, а затем наслаждался звуками сумасшедшей беготни в отчаянных попытках спастись от врага, сопротивляться которому и пытаться не стоило.
Иногда он наблюдал увлекательную сцену сквозь застекленное окошко, но все-таки предпочитал только звуковое сопровождение трагедии, рисуя в своем изображении восхитительные картины: всегда с точки зрения питона.
С началом третьей мировой войны департамент цен забыл установить потолок в стоимости крыс. Ловить их можно было без всяких лицензий. Профессиональных крысоловов брали в армию так же охотно, как и остальных граждан. Крысы стали дефицитом. Вскоре Марку пришлось самому заняться их отловом, но ему нужно было работать, чтобы прокормить себя в скудный военный период. Так что бывали дни, когда питону приходилось голодать.
И вот однажды, рыская по окрестностям, Марк через окно старого, похожего на лабаз, здания высмотрел внутри белых крыс. Он с вожделением уставился туда. И хотя комната едва-едва освещалась экономичными лампами военного времени, он сумел разглядеть, что в ней находится около сотни клеток и в каждой не менее десятка крыс.
Он поспешил к фасаду стоящего в тупике здания. Перед входом он задержался, чтобы перевести дыхание и прочел надпись над дверью: «ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ КЭРРОНА».
Он очутился в полутемных закоулках деловой конторы. По-видимому, здесь все работали в два раза усерднее из-за войны, поэтому прошло немало времени, прежде чем он привлек к себе внимание одной из служащих. Потом последовали еще задержки, когда приходилось сидеть и ждать с мыслью, что про тебя забыли.
Но после всех этих томительных проволочек его, наконец, ввели в кабинет маленького узколицего человека, который назвался Эриком Плоудом и который выслушал просьбу Марка и причины, ее вызвавшие.
Когда Марк рассказывал о своем несчастном голодном питоне, маленький человек взорвался неожиданным смехом. Но глаза его оставались холодными. Спустя мгновение, он оборвал разговор. По-видимому, сделал для себя какие-то выводы.
— Оставьте даже мысль об этом, — проворчал он. — И держитесь подальше от наших крыс. Если мы поймаем вас на хищении подопытных экземпляров, то берегитесь!
Пока эти слова не были произнесены, Марк и не думал становиться крысокрадом. Он не знал других страстей, кроме своеобразной любви к питону, и считался вполне законопослушным гражданином.
Когда Марк вышел из кабинета, Плоуд поспешно послал вслед за ним своего человека. Затем, мрачно улыбаясь, он прошел в помещение с надписью на дверях «Генри Кэррон. Без стука не входить».
— Ну, старый мошенник, — радостно произнес Плоуд, — думаю, нам попался подходящий экземпляр.
— Это хорошо, хотя одного явно недостаточно, — ответил Кэррон. — Но что поделаешь, если нам не выделяют для работы даже военнопленных.
Это замечание заставило Плоуда слегка помрачнеть. По складу своего характера, он во всем видел несправедливое отношение судьбы к своей персоне. В последнее время он часто размышлял: «Бог ты мой, они собираются применить это против миллионной армии ничего не подозревающего врага, а сами, так их растак, не дают подопытного материала из-за какой-то там международной конвенции по военнопленным».
Теперь же он убежденно произнес:
— Полагаю, при некоторой доле воображения его можно признать человеком.
— Так ужасен?
Плоуд, обрисовав Марка и его хобби, закончил:
— Мне кажется, это зависит от точки зрения на всю нашу жизнь. Но я не буду чувствовать себя виноватым, особенно, если он сегодня ночью захочет украсть несколько крыс и попытается забраться к нам. — Он безжалостно улыбнулся. — Можешь ты представить себе что-нибудь более презренное, чем крысокрад?
Генри Кэррон колебался лишь мгновение. Миллионы людей уже погибли в войнах и еще миллионы погибнут. Испытания обязательно надо провести на человеческом экземпляре. Потому что, если дело пойдет насмарку на поле боя, будет потерян эффект неожиданности, и в дальнейшем это приведет к печальным последствиям для всего проекта.
— Только одно учти, — кивнул он. — Против нас не должно быть никаких улик. Действуй.
Этой же ночью Марк подкрадывался к лаборатории и думал, что владельцы тысяч крыс никогда не хватятся недостачи одной-двух штук в неделю или около того. Он очень обрадовался, когда обнаружил открытое окно и никаких признаков охраны.
«Не сомневаюсь, — добродушно думал он, — что трудно найти в военную пору нянек для крыс».
На следующий день он опять наслаждался знакомым визгом крысы, в ужасе дрожащей перед питоном.
К вечеру раздался звонок телефона. Это был Эрик Плоуд.
— Я предупреждал вас, — произнес маленький человек гнусным тоном. — Теперь вы должны понести наказание.
Плоуд почувствовал себя лучше, сделав предупреждение.
— Пусть это будет на его совести, — лицемерно вздохнул он. — Если она у него есть.
Марк презрительно повесил трубку.
— Пусть попробуют доказать.
Ночью ему снилось, что он задыхается. Он проснулся и убедился, что лежит в темноте не на кровати, а на жестком полу. Он стал искать выключатель, но не смог найти. Невдалеке виднелся прямоугольник света. Он направился туда.
Клац! Захлопнулись позади него створки. Он очутился в просторном помещении, большем, чем он когда-либо видел. И все-таки смутно оно показалось ему знакомым. Если бы не размеры, можно было бы сравнить этот зал с комнаткой, где он держал своего питона.
Лежавшая в центре помещения кипа кожаного утиля зашевелилась и двинулась к нему.
Внезапно и ужасающе обрушилась догадка.
Он оказался в положении крысы. Это громадный питон скользит к нему по полу с разинутой пастью.
Сумасшедший вопль Марка Грэя звучал все время, пока он завершал многолетний опыт своеобразного скрашивания своей жизни. Опыт, который он воспринял один и единственный раз с точки зрения крысы.