Рей Пирсон и Хол Уинтерс были батраками на ферме в трех милях к северу от Уайнсбурга. Каждую субботу после окончания работ они шли в город и шатались по улицам вместе с другими рабочими с ферм.
Рей был человек тихий, впечатлительный, лет пятидесяти, с каштановой бородкой и сутулыми от чрезмерного труда плечами. По натуре он был прямой противоположностью Холу Уинтерсу.
У Рея, человека чрезвычайно степенного, жена была маленького роста, с резкими чертами лица и резким голосом. Она, Рей и несколько тонконогих ребятишек жили в покосившемся деревянном домишке на берегу ручья за фермой Уилза, где работал Рей.
Хол Уинтерс, напарник Рея, был молод. Он не принадлежал к семье Неда Уинтерса, пользовавшегося в Уайнсбурге общим уважением, а был одним из трех сыновей старика Уиндпитера Уинтерса, имевшего лесопилку неподалеку от Юнионвила, в шести милях от Уайнсбурга. Этого старика жители Уайнсбурга всегда считали отпетым нечестивцем.
Жители северной части штата Огайо, где расположен Уайнсбург, долго не забудут старика Уиндпитера из-за его необычайной и трагической кончины. Как-то раз, вечером, он в городе основательно напился и погнал обоих лошадей домой в Юнионвил прямо по полотну железной дороги. Мясник Генри Браттенбург, живший в той стороне, остановил его на окраине города и предупредил, что скоро должен пройти встречный поезд. Но Уиндпитер хлестнул его кнутом и поехал дальше. Поезд налетел и раздавил Уиндпитера и его двух лошадей. Это произошло на глазах одного фермера и его жены, которые тоже возвращались домой, но ехали по шоссе. Они рассказывали, что старик Уиндпитер, стояло весь рост в телеге, неистово ругал все на свете и в том числе несшийся на него паровоз, и когда обезумевшие от ударов его кнута лошади понеслись вперед, на верную гибель, Уиндпитер выражал свой восторг оглушительными выкриками.
Такие юнцы, как Джордж Уиллард и Сет Ричмонд, живо запомнили это происшествие. Хотя все в городе в один голос твердили, что старик отправился прямехонько в ад, и что все общество от его смерти только выиграло, они в глубине души были убеждены, что старик знал, чего хотел, и преклонялись перед его диким мужеством. У большинства молодых людей бывает пора, когда их сильнее манит блистательная смерть, чем перспектива тянуть лямку приказчика бакалейной лавки.
Впрочем, главное лицо нашего рассказа не Уиндпитер Уинтерс и не сын его, Хол, работавший вместе с Реем Пирсоном на ферме Уилза, а сам Рей Пирсон. Это рассказ о Рее Пирсоне. Однако, чтобы разобраться в сути дела, необходимо кое-что сказать и о молодом Холе.
Хол был дрянным парнем, так утверждали все. В семье Уиндпитера было три сына: Джон, Хол и Эдвард, все широкоплечие, здоровенные, как и сам старик Уиндпитер, и все драчуны, охотники поволочиться за женщинами и вообще дурные, бессовестные люди. Хол был самый негодный из них, в любую минуту он был готов на подлость. Как-то раз он украл у родного отца на лесопилке партию досок и продал их в Уайнсбурге, а на вырученные деньги купил себе шутовско-яркий дешевый костюм и вдобавок напился. Когда отец в бешенстве примчался да ним в город, они встретились на Мейн-стрит и начали так молотить друг друга кулаками, что их обоих арестовали и посадили за решетку.
Батракам на ферму Уилза Хол нанялся только потому, что неподалеку жила сельская учительница, которая ему нравилась. Холу было тогда всего двадцать два года, но он уже побывал как выражались в Уайнсбурге в двух или трех «переделках» из-за женщин. Каждый, кто слышал, что Хол увлечен учительницей, был уверен, что дело добром не кончится.
— Вот увидите, доведет он ее до беды! — говорили все.
Однажды в конце октября эти двое батраков, Рей и Хол, работали в поле. Они очищали маисовые початки, изредка обмениваясь шутками. Затем наступило молчание. У Рея, более чувствительного, потрескалась кожа на руках, и это причиняло ему боль. Он засунул руки в карманы пиджака и устремил взгляд вдаль, через поля. Он был в безотчетно грустном настроений, прекрасная, расстилавшаяся перед ним картина была понятна его душе. Если бы вам пришлось побывать осенью в окрестностях Уайнсбурга, когда невысокие холмы вокруг вас облекаются то в желтые, то в красные тона, вы поняли бы его настроение. Рею вспомнилось то далекое время, когда он, еще молодым парнем, жил у отца, уайнсбургского булочника. В такие яркие осенние дни он отправлялся в лес за орехами, охотился на кроликов или попросту бродил, попыхивая трубкой.
Одна из таких прогулок и привела к его женитьбе. Он увлек с собой в лес девушку, служившую в булочной его отца, и там произошло непоправимое. Теперь он вспоминал об этом дне, о том, как это событие отравилось на всей его жизни, и в нем заговорил дух протеста. Он совсем забыл, что рядом с ним Хол, и вполголоса бормотал.
— Попался я в ловушку, честное слово! — тихо произнес он. — Жизнь поймала меня и оставила в дураках.
Словно читая его мысли, теперь заговорил Хол Уинтерс.
— Ну, так стоило того? Как ты считаешь? Неужели обязательно надо жениться? — спросил он и рассмеялся. Он хотел было побалагурить, но и ему было невесело, и он продолжал уже серьезно: — Неужели от этого не уйти? Неужели мужчина обязан надеть хомут и всю жизнь тянуть воз, как лошадь?
Не дожидаясь ответа, он вскочил и зашагал взад и вперед между сложенными в кучи маисовыми початками; волнение его все возрастало. Внезапно он нагнулся, схватил большой початок и с силой швырнул им в изгородь.
— Худо поступил я с Нел Гандер, — сказал он. — Это я только тебе говорю, а ты, смотри, помалкивай!
Рей Пирсон поднялся и пристально досмотрел на Холла. Рей был на голову ниже его, и когда Хол подошел и положил обе руки на плечи старшему товарищу, получилась выразительная группа.
Так они стояли, затерявшись в большом пустынном поле между аккуратно, сложенным в кучи маисом на фоне отдаленных желтых и алых холмов, но это были уже не прежние безучастные друг к другу работники фермы Уилза, а близкие, понимающие друг друга, люди.
Хол почувствовал это и, по своей привычке, рассмеялся.
— Ну, старик, — не без смущения сказал он, — дай мне добрый совет! Худо поступил я с Нел. Может, и ты был в такой передряге. Я знаю, что скажут все другие, знаю, какой выход они считают единственно правильным, но что окажешь мне ты? Что мне делать? Жениться и завести семью? Надеть на себя хомут и превратиться в старую клячу? Ты меня знаешь, Рей! Меня никому не обломать, только я сам могу себя обломать: Так что же — жениться, или послать Нел ко всем чертям? Ну, говори же! Как ты скажешь, Рей, так я и сделаю.
Рей не знал, что ответить. Он стряхнул со своих плеч руки Хола, повернулся к нему спиной и зашагал по направлению к гумну. У него было чувствительное сердце, и на его глазах выступили слезы. Он понимал, что Холу Уинтерсу, сыну старого Уиндпитера Уинтерса, можно было дать только один совет — поступить так, как это подсказывалось и усвоенными самим Реем правилами, и убеждениями, и обычным для всех воспитанием, но у него не поворачивался язык, чтобы произнести нужные слова.
К вечеру, в половине пятого, когда Рей кончал свою работу у гумна, на тропинке около ручья показалась его жена и окликнула его. После разговора с Холом Рей больше не возвращался на поле и работал у гумна. Он уже выполнил все, что полагалось на день, и увидел, как Хол, принарядившись для вечернего кутежа в городе, появился из фермерского дома и вышел на дорогу. А он, Рей, плелся вслед за женой по тропинке к своему домику, глядя себе под ноги и размышляя. С ним творилось что-то неладное: каждый раз, когда в надвигающихся сумерках он поднимал глаза и видел вокруг себя красоту своего края, ему хотелось сделать что-нибудь необыкновенное — заорать не своим голосом, или завизжать, или наброситься с кулаками на жену, или совершить еще что-нибудь столь же неожиданное и ужасное. Он шел по тропинке, почесывая голову и пытаясь понять, в чем дело. Временами он пристально поглядывал на спину жены, но жена была такая, как всегда.
Жена Рея хотела, чтобы он пошел в город за покупками, и, едва успев перечислить все, что ей было нужно, принялась его пилить.
— Как ты всегда копаешься! — сказала она. — Поворачивайся же живее! Дома ничего нет к ужину. Ступай в город и возвращайся как можно скорей!
Рей зашел домой, чтобы надеть пальто. Оно висело на крючке с внутренней стороны двери. Пальто было у карманов порвано, воротник лоснился. Жена Рея скрылась в спальне и сейчас же показалась оттуда с грязным полотенцем в одной руке и тремя серебряными долларами — в другой. Где-то в доме горько плакал ребенок. Лежавшая у печки собака поднялась и зевнула. Жена продолжала свое нытьё.
— Слышишь, дети плачут и будут плакать, пока ты не вернешься. Чего ты копаешься? — твердила она.
Рей вышел из дому, перелез через изгородь и очутился в поле. Уже смеркалось, и кругом было очень красиво. Пологие холмы горели разными красками, и даже кустарник вдоль изгороди был полон живой прелести. Весь окружающий мир, казалось Рею Пирсону, оживился и засиял, подобно тому как оживились он и Хол сегодня в поле, глядя друг другу в глаза.
Красота окрестностей Уайнсбурга в этот осенний вечер переполнила душу Рея Пирсона. В этом было всё дело. В нем поднялась буря! И вдруг, забыв все — и свою работу на ферме, и то, что он уже старый, усталый человек — он сбросил свое рваное пальто и побежал через поле. И на бегу он криками выражал негодование — на убожество своей жизни, на убожество чужих жизней, на все, что уродует жизнь.
— Никаких обещаний не было! — кричал он в расстилавшемся перед ним пустом поле, — Я ничего не обещал моей Минни, и Хол тоже ничего не обещал Нел. Я знаю, что он ничего не обещал. Она пошла с ним в лес, потому что сама этого хотела. Чего хотел он, хотела и она. Почему же я должен расплачиваться? Почему должен расплачиваться Хол? Почему кто-нибудь должен расплачиваться? Я не хочу, чтобы Хол рано состарился и выдохся. Я скажу ему. Я этого не допущу. Я догоню его, прежде чем он дойдет до города, и скажу ему.
Рей неуклюже бежал и раз даже споткнулся и упал.
— Надо догнать Хола и сказать ему! — упорно говорил он себе и, несмотря на одышку, бежал все быстрее и быстрее.
При этом ему приходили в голову такие вещи, о которых он не думал уже многие годы. Он вспомнил, как перед женитьбой собирался уехать на Запад, к дяде, жившему в городе Портленд, штата Орегон. Он не хотел быть батраком на ферме. Нет, на Западе он добрался бы до моря и стал матросом или работал на ранчо к влетал на коне с криком и хохотом в западные городки, будя людей в домах своими вольными возгласами. Он вспомнил на бегу и о своих детях, и ему чудилось, что они цепляются ручонками за него. Но так как его мысли о себе переплетались с мыслями о Холе, ему казалось, что его ребятишки вцепились и в молодого человека.
— Дети — это житейская случайность, Хол! — кричал он. — Они не мои и не твои! Какое нам дело до них!
Темнота уже поползла по полям, а Рей Пирсон все бежал и бежал. Он уже с трудом переводил дух, когда наконец достиг ограды, отделявшей поле от дороги, и увидел перед собой Хола Уинтерса, который в парадном костюме и с трубкой в зубах беспечно шел в город. Рей Пирсон так запыхался, что в эту минуту уже ничего не соображал. Он совсем растерялся, и, в сущности, этим заканчивается рассказ о том, что с ним произошло.
Когда он задержался у ограды, стараясь лучше разглядеть Хола, была уже ночь. Хол перепрыгнул через канаву, вплотную подошел к Рею и, засунув руки в карманы, расхохотался. По-видимому, он забыл о своих переживаниях, которыми делился с Реем на маисовом поле. Схватив Рея сильной рукой за отвороты пиджака, он встряхнул его, как провинившуюся собачонку.
— Ты пришел объявить мне свое мнение, не так ли? — спросил он. — Не трудись, не надо! Я не трус и уже принял решение. — Он опять засмеялся и перепрыгнул обратно через канаву, — Нел не дура, — сказал он. — Она не просила меня жениться на ней. Я сам этого хочу. Хочу жить своим домом и иметь детей.
Рей Пирсон тоже засмеялся. Ему хотелось смеяться и над собой и над всем на свете.
Когда силуэт Хола Уинтерса исчез во мраке, застилавшем дорогу в город, Рей повернулся и медленно побрел через поле туда, где он бросил свое рваное пальто. И, наверное, ему вспомнились уютные вечера, проведенные с тонконогими ребятишками в покосившемся домишке на берегу ручья, потому что он пробормотал:
— Так оно и лучше! Что бы я ни сказал ему, это было бы ложью.
А потом и его силуэт скрылся во мраке полей.